Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине
Шрифт:
Так закончилось наше первое боевое столкновение с противником. Никто не испытывал удовлетворения от этой встречи, но мне приятно было отметить, что экипаж действовал четко» [29] .
Лишь через много лет после окончания войны Михаил Васильевич узнал, что переживать за отсутствие явных признаков успеха в том ночном бою совершенно не стоило. Как оказалось, «малютка» атаковала группу немецких самоходных паромов. Тянувший их румынский буксир с началом атаки обрубил концы и бросил два подопечных парома на произвол судьбы. Атака подлодки и сильное волнение привели к тому, что оба парома оказались выброшены на берег. Спасти немцам удалось лишь один, а другой – № 35 – был разрушен осенними штормами. Так экипаж М-35, сам не ведая об этом, открыл боевой счет. И наоборот, атака, произведенная на следующий день по немецкому транспорту «Лола», стоявшему в порту Сулина, оказалась безуспешной. С борта подлодки слышали взрыв и видели
29
Грешилов М. В. Указ. соч. С. 12–13.
30
Боевая деятельность подводных лодок Военно-Морского Флота СССР в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг. Т. 3. М., 1970. С. 50.
Дальнейшая боевая деятельность на протяжении нескольких месяцев складывалась так, что экипаж М-35 просто не имел возможности встретиться с врагом. Началась героическая оборона Севастополя, и все подлодки Черноморского флота были переведены для базирования на кавказские базы. Действовать оттуда у берегов противника «малютки» не могли – им просто не хватало дальности плавания. Снова, как и в летние месяцы, экипажи многих лодок узнавали о войне только из газет и сводок Совинформбюро. А обстановка на Черном море действительно оставалась весьма тревожной: в начале ноября защитники Севастополя отразили первый немецкий штурм, в конце декабря – второй. Командование и военный совет Черноморского флота во главе с командующим адмиралом Ф. С. Октябрьским возглавляли оборону и бессменно находились в городе. Вслед за победой под Москвой началось общее наступление Красной армии по всему фронту. Не обошло оно стороной и южного стратегического направления. 26–28 декабря в разгар боев за главную базу Черноморского флота советское командование внезапно для противника высадило ряд крупных десантов на Керченском полуострове. Немцам пришлось прекратить штурм и оставить Керчь и Феодосию. Правда, нашим надеждам на скорое освобождение всего Крыма тогда не суждено было сбыться.
Тем не менее изменения в сухопутной обстановке повлекли за собой и изменения в ходе подводной войны.
В марте командование временно перебазировало М-35 в осажденную базу, откуда использовало для выполнения наиболее ответственных задач. Заключались они, в большинстве случаев, в разведке портов и других прибрежных объектов противника. Каждый раз Михаил Васильевич со всем тщанием подходил к выполнению очередного задания, но результаты разведки показывали, что немцы в этих водах плавать не рискуют – их немногочисленные корабли пока осваивали только западную часть моря. Всего же с марта по май 1942-го «малютка» произвела шесть боевых походов, не сопровождавшихся в большинстве случаев какими-либо яркими эпизодами. Однажды при срочном погружении механик неправильно рассчитал объем принимаемой воды, и перетяжеленная лодка с силой ударилась о дно на небольшой глубине. Оказался заклиненным вертикальный руль, а при наличии всего одного винта субмарина этого типа не могла управляться двигателями. До наступления темноты лодке с большим трудом удалось отойти в море подальше от вражеского берега, но затем командир был вынужден всплыть и вызвать буксир из Севастополя. Всю вину за аварию Грешилов взял на себя, но с учетом его предыдущих заслуг командование, каравшее за аварийность весьма жестко, ограничилось тогда только выговором – по-видимому, первым за всю военную службу Михаила Васильевича.
Зато в следующем походе командир постарался максимально искупить свое «прегрешение». На этот раз перед ним поставили задачу организовать наблюдение за прибрежным аэродромом Саки, с которого немецкие бомбардировщики и торпедоносцы пытались наносить удары по нашим конвоям, снабжавшим Севастополь. Почти каждую ночь советская авиация наносила по летному полю бомбовые удары, но, судя по активности противника, они не достигали цели. Враг хорошо маскировал взлетную полосу и дезориентировал летчиков ложными объектами. Тогда решили послать лодку Грешилова, в помощь которому выделили морского летчика старшего лейтенанта Владимира Потехина. У Потехина имелась рация для прямой связи со штабом авиаполка. В ночь на 9 апреля субмарина всплыла в непосредственной близости от прибрежного аэродрома и корректировала по радио удар нашей авиации. По данным внешнего наблюдения, он оказался как никогда эффективен – летчики насчитали 94 взрыва в пределах летного поля. Тем не менее накануне финального штурма Севастополя М-35 пришлось уйти на
За эти три месяца обстановка на Черном море претерпела серьезные изменения. Враг захватил Керченский полуостров, Севастополь, а теперь рвался на Кавказ. Шли тяжелые бои под Новороссийском, а следующим на повестке дня у противника стояло овладение Туапсе. Несомненно, что за этим последовали бы Поти и Батуми. Казалось, еще немного, и Черноморскому флоту придется затопиться подобно тому, как это было в июне 1918 года. Но даже без утраты последних портовых городов обстановка оставалась весьма сложной. Уцелевшие базы регулярно подвергались ударам немецкой авиации, чтобы их избежать, субмаринам приходилось выходить в море и погружаться до наступления темноты, примерно так же, как если бы речь шла о боевом походе.
Сами выходы на позиции тоже значительно усложнились. Чтобы достичь коммуникаций противника, субмаринам приходилось идти по нескольку сотен миль через все море. Для «малюток» это стало возможным только после переделки части цистерн главного балласта под прием топлива. На всем пути через море лодки подстерегали многочисленные опасности, начиная от плавающих мин, заканчивая немецкими самолетами, которые летали группами и поодиночке и, казалось, господствовали здесь безраздельно. Получалось, что экипажам «малюток» приходилось по шесть суток затрачивать на переходы на позицию и обратно, чтобы в одной-единственной атаке выпустить обе свои торпеды. Но моряков это нимало не смущало – так велико у них было желание почувствовать себя полезными, в то время как на сухопутном фронте решалась судьба Кавказа и Сталинграда, отомстить врагу за Севастополь.
Позиция, на которой предстояло действовать «малютке», оказалась той же самой, что и год назад, – мелководный район перед устьем Дуная. Здесь по-прежнему ходили конвои буксиров и барж, но теперь они стали намного сильнее охраняться противником. Кроме того, для защиты прибрежного фарватера враг выставил параллельно ему со стороны моря многочисленные минные поля.
Михаил Васильевич оказался готов к боевым действиям в новых условиях. Он разработал для этого свою собственную тактику, весьма заметно отличавшуюся от той, которой пользовалось большинство командиров подлодок. Он не рыскал по всей позиции, поскольку резонно считал, что вероятность встретиться с миной в таких условиях серьезно возрастает, а возможность атаки, наоборот, падает, поскольку в момент обнаружения цели лодка может оказаться отделена от нее мелководьем или разрядить батарею. Вместо этого он подходил к берегу в местах, где глубина позволяла «малютке» погрузиться и стать на якорь. Днем подлодка стояла на якоре в подводном положении, наблюдая за фарватером в перископ, ночью стояла на якоре в надводном и наблюдала за горизонтом силами верхней вахты. И в том и в другом положении велось гидроакустическое наблюдение, существенно расширявшее дальность обнаружения противника. Снявшись с якоря, лодка всегда имела полностью заряженную аккумуляторную батарею, и в этом был еще один немаловажный плюс грешиловской тактики. Именно благодаря этим нестандартным решениям Михаил Васильевич имел множество встреч с кораблями противника и неоднократно их атаковывал. Этим же он, по всей вероятности, сберег свою жизнь и жизни членов экипажа, ведь, пытаясь действовать в северо-западной части моря, подводные силы ЧФ потеряли в течение второй половины 1942 года восемь подлодок – в подавляющем большинстве на минах.
5 сентября на вторые сутки нахождения на позиции он обнаружил вражеский конвой, но из-за большой скорости судов ему пришлось стрелять с дистанции 16 кабельтовых. Попаданий не последовало. О результатах похода в политдонесении писалось: «Неудачная атака на транспорт повлекла за собой некоторое недовольство у личного состава, своего рода внутреннее переживание и главным образом о том – «Жаль, что не утопили». Отрицательных настроений нет. Все высказывают ту мысль, что все равно будем беспощадно топить корабли врага» [31] .
31
ЦВМА. Ф. 1077. Оп. 34. Д. 14. Л. 477.
В этом походе при следовании на позицию и обратно подлодке пришлось четырежды погружаться от самолетов противника. Пятое по счету погружение, состоявшееся 14 сентября в следующем походе (семнадцатом с начала войны), навсегда врезалось в память Михаила Васильевича как случай, когда он и его экипаж оказались на волоске от гибели.
Незадолго до трех часов дня верхней вахтой был обнаружен одиночный «Юнкерс». Грешилов приказал срочно погружаться до глубины 40 метров, но дальше произошло непредвиденное:
«Хриненко (боцман М-35, управлявший в походе горизонтальными рулями. – М. М.) докладывает глубину погружения через каждые 10 метров…
– Глубина сорок метров!
– Так держать! – скомандовал я.
Вижу, боцман перекладывает рули на всплытие и создает небольшой дифферент на корму, чтобы удержать лодку на заданной глубине.
– Глубина пятьдесят метров!