Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине
Шрифт:
За некоторыми праздничными столами бывает не принято говорить о повседневных делах, о службе – считается, что интереснее и лучше для отдыха вести общий, «развлекательный» разговор; в этом видят чуть ли не признак хорошего тона. Мы придерживались на это своей точки зрения. Для нас не было ничего, более интересного и увлекательного, чем свежие воспоминания товарищей о поиске и торпедных атаках, артиллерийском бое и уклонении от вражеского преследования. Ведь в этом была вся наша жизнь!» [18]
18
Колышкин И. А. Указ. соч. С. 90–91.
Вообще же весна – лето 1942 года стали периодом заметного снижения активности и результативности действий североморских подводников. Дело в том, что немецкое командование, до того почти игнорировавшее угрозу своим перевозкам из-под воды, приняло решительные меры к их защите, заметно усилив эскорт конвоев и выставив вдоль берега противолодочные минные поля. Сразу же начались потери, которые за первое полугодие составили шесть субмарин из двадцати одной, с которыми бригада встречала Новый 1942 год. Головокружение от успехов быстро прошло, у многих экипажей и командиров его сменили пассивность и уныние. Даже в базе субмарины не могли чувствовать себя в безопасности – в результате участившихся авианалетов на Мурманск и Полярный ряд подлодок получил повреждения. Не стала исключением и проходившая ремонт К-1 – 2 июля она была буквально изрешечена осколками трех взорвавшихся рядом авиабомб. Лишь благодаря самоотверженным усилиям рабочих и экипажа она к началу августа была введена в строй, после чего сразу же вышла в новый боевой поход.
На этот раз ей предстояло поставить мины в устье весьма крупного по размерам Порсангер-фьорда, где находился узел немецких морских коммуникаций. С некоторой задержкой из-за густого тумана это задание было выполнено вечером 6 августа. Правда, без каприза минного устройства не обошлось – на этот раз в люке застряла девятнадцатая мина. Предшествующие восемнадцать были выставлены новым способом, который, по-видимому, придумал сам Августинович, – не отдельными мелкими банками, как это делалось раньше, а «ожерельем», то есть на одной дуге сложной конфигурации. В последующие дни «катюша» продолжила действовать на позиции в торпедном варианте. Вечером 11 августа она чуть было не стала жертвой того же оружия, которым столь успешно действовала против вражеского судоходства. Когда «катюша» отходила в подводном положении от вражеского берега для зарядки аккумуляторов, над ней прогрохотал мощный взрыв. Лодку спасло лишь то, что благодаря предусмотрительности командира она шла на глубине 60 метров, в то время как противолодочная мина была установлена на глубине 11 метров от поверхности и сработала в результате задевания корпуса лодки за чувствительную антенну. В момент взрыва внутри «катюши» погасло все освещение, вышли из строя кормовые рули, а сама она получила значительный дифферент на нос.
Нам сейчас тяжело представить, какие эмоции испытали моряки в этот момент. Главное же, что никакой паники в этот момент не было. Благодаря четко отданным командам и многократным тренировкам члены экипажа произвели все необходимые действия и, после восстановления освещения и плавучести, приступили к выяснению полученных повреждений. А они оказались на удивление небольшими. Помимо большого количества разбившихся лампочек и измерительных приборов, сплющило ввод радиоантенны, через который в лодку начала поступать вода. Течь была легко устранена. После всплытия выяснилось, что палуба в носовой части сильно вогнута, а ограждение рубки и орудия поцарапаны осколками, которые в изобилии валялись на верхней палубе, зенитный перископ был заклинен и не выдвигался из тумбы. Михаил Петрович посчитал, что, несмотря на подрыв, субмарина вполне может продолжить действия на позиции, но после доклада в штаб его отозвали домой. Это неудивительно, с учетом того, что примерно в то же время в результате подрывов на минах погибли однотипная К-2 и «малютка» М-173. Изучив материалы похода Августиновича, командование бригады пришло к выводу, что следует обязать всех командиров подлодок осуществлять подход к берегу через районы, предположительно заминированные врагом, на глубинах погружения 75 метров. В дальнейшем эта рекомендация спасла жизнь не одному экипажу подлодок.
Что же касается мин, выставленных К-1 в том походе, то спустя несколько дней после возвращения флотская разведка донесла, что на них погиб сторожевой корабль противника. На самом деле история выставленных «катюшей» «сюрпризов» сложилась иначе. К тому времени немцы уже наладили контрольное траление на всем протяжении своей прибрежной коммуникации и вскоре наткнулись на постановку К-1. Несколько мин оказались вытралены, но немецким тральщикам не удалось вычислить сложного начертания «ожерелья Августиновича». 12 сентября на оставшихся в районе минах подорвался и затонул немецкий пароход «Роберт Борнхофен», шедший в Киркенес с грузом угля. Лишь после этого немцам удалось уничтожить большую часть остававшихся мин.
В сентябре К-1 выходила для прикрытия союзного конвоя, а затем некоторое время ремонтировалась. Наконец-то ее экипажу удалось выявить причину постоянно возникавших неисправностей минного устройства. Немалая заслуга в этом принадлежала лично Михаилу Петровичу. Он добился разрешения на проведение серии испытаний устройства на морском полигоне в условиях, максимально приближенных к боевым. Техническая комиссия флота с участием командира высказывала различные предположения о причинах регулярных заеданий, они устранялись, лодка выходила в море и приступала к практической постановке. Так происходило несколько раз, но результат каждый раз оставался негативным – мины снова и снова застревали в люках. Командир делал все возможное к тому, чтобы удержать их в таком положении и привезти в базу, чтобы комиссия могла наконец-то выяснить причину заеданий. В конце концов ее удалось раскрыть – оказалось, что из-за производственного дефекта кулачки вертикальных направляющих минного устройства имели различную высоту. Когда при постановке мина наезжала на них, из-за дефекта кулачков ей сообщался крутящий момент, разворачивающий мину вокруг своей оси, что приводило к падению ее на люк и заклиниванию всего устройства. После того как высоту кулачков выровняли, все последующие практические и боевые постановки проходили уже без проблем. Рекомендации по регулировке устройства передали на другие «катюши», что позволило наконец-то, к середине второго года войны, преодолеть этот дефект вооружения. В этом была немалая личная заслуга Михаила Петровича.
В начале ноября 1942 года в штабе Северного флота был разработан новый план минирования вод противника. И если ближние вражеские коммуникации могли быть заминированы катерами, то дальние – исключительно подводными заградителями, которых к тому моменту в строю флота было всего три единицы. Две из них являлись только что вступившими в состав флота подлодками типа «ленинец», экипажи и командиры которых еще не успели приобрести необходимого опыта. Выполняя план, каждый из заградителей совершил по три похода, но успех сопутствовал только подлодке Августиновича – на новом «ожерелье», выставленном в устье Порсангер-фьорда, спустя две недели погибли два немецких сторожевых корабля. Они шли в составе одного конвоя, один из них подорвался на мине, а второй – при попытке спасти экипаж первого. Погибло 65 немцев – из состава экипажей обоих сторожевиков мало кому удалось спастись. Конечно, такой успех отчасти объяснялся счастливым стечением обстоятельств, но налицо было и мастерство командира «катюши». Ведь мины были выставлены скрытно, точно на судоходном фарватере, и «ожерелье» располагалось таким образом, что при следовании по фарватеру корабли оказывались бы идущими не поперек, а вдоль линии мин – в противном случае на них не подорвалось бы два корабля. После этого суммарный счет командира достиг семи погибших и одного поврежденного корабля противника. Правда, Михаил Петрович об этом не знал. В аттестации за 1942 год ему засчитывалось только три корабля – редчайший случай для нашего флота, поскольку у остальных командиров число декларируемых побед всегда превышало число реальных. Тем не менее за успешное выполнение заданий командования в январе 1943 года его наградили орденом Отечественной войны первой степени. Тогда же корабль стал в продолжительный ремонт.
В чем же заключался секрет успехов Михаила Петровича? Казалось бы, его слагаемые – старательность при выполнении приказов командования о постановке в точно назначенном месте, доразведка начертания вражеских фарватеров перед постановкой, стремление и умение соблюсти скрытность – лежали на поверхности, и о том же самом докладывали и другие командиры подводных минзагов. Но в том-то и дело, что докладывали многие, а реально делал именно Августинович. Документы противника дают достаточно много информации к размышлению о личном почерке наших командиров – чьи банки стояли точно на фарватерах, чьи рядом с ними, а чьи вообще не удалось обнаружить ни немецким, ни нашим тральщикам при послевоенном тралении…
Пока «катюша» ремонтировалась, в организационных структурах флота произошли серьезные изменения. Сначала в январе вышел приказ наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о формировании Управления подводного плавания ВМФ СССР и реорганизации аналогичных отделов на флотах. По новому положению отделы наделялись широчайшими полномочиями по контролю за боевой деятельностью и организацией боевой подготовки бригад подлодок, поскольку личная инспекция наркома всех воевавших флотов в конце 1942 года показала многочисленные упущения в данной области. Для реорганизованных отделов потребовались квалифицированные специалисты, что обусловило целую цепь кадровых перемещений. Новым начальником отдела ПП СФ стал бывший комбриг контр-адмирал Н. И. Виноградов. Он не забыл своего первого начальника штаба бригады и сумел убедить Михаила Петровича, что больше пользы он сможет принести на должности начальника отделения, отвечавшего за боевую подготовку и анализ боевого опыта экипажей подлодок. С марта 1943 года Августинович перешел на новую должность, на которой пробыл ровно год. В аттестации отмечалось, что Михаил Петрович «за этот период хорошо организовал работу своего отделения, лично много сделал по подготовке новых подлодок к боевым действиям» [19] . Он и на самом деле по-прежнему много времени проводил в бригаде, общался с командирами, а в октябре 1943-го от них узнал о гибели своего подводного крейсера. В свой последний поход К-1 ушла к северному побережью архипелага Новая Земля, где должна была вести охоту на субмарины противника, пытавшиеся проникнуть в Карское море. Штатного командира на ней не было, и вместо него в поход пошел командир дивизиона, опытный подводник М. Ф. Хомяков, который, правда, до того на «катюшах» никогда не плавал. Что стало причиной гибели лодки, до сих пор не известно – она просто пропала без вести. Михаил Петрович тяжело переживал гибель боевых товарищей и не раз задавался вопросом – если бы в том походе кораблем командовал он, может, все остались живы и вернулись назад?
19
ЦВМА. Личное дело М. П. Августиновича. Л. 27–27 об.
Короткий период службы на берегу был примечателен для нашего героя и другим событием – с конца 1942 года он встретил свою настоящую любовь – молодую мурманчанку Антонину, которая согласилась стать его боевой подругой (официально их отношения были зарегистрированы только в конце 1945 года после развода с первой женой, отношения с которой прервались еще в 1938 году). Не забывал Михаил Петрович и своего сына от первого брака – всю войну он прожил в Москве в семье родителей Августиновича.
И все-таки, несмотря на свой большой боевой опыт и знания, наш герой тяготился службой на берегу. Его снова начало тянуть в море, к берегам противника. В декабре 1943-го Виноградова перевели в Москву на должность заместителя начальника Управления подводного плавания, но Августинович с ним не поехал. Вместо этого в марте 1944-го он второй раз за время своей службы становится командиром дивизиона подлодок – и не какого-нибудь, а именно того, куда входят подводные заградители – «катюши» и «ленинцы». К тому времени на многих из них сменились командиры, и, чтобы ввести их в строй, требовалось помимо учебы на берегу ходить с ними в море и практически учить, как ставить мины. Так между мартом и июнем 1944-го Михаил Петрович принял участие еще в четырех боевых походах в роли обеспечивающего – двух на Л-20, по одному на Л-22 и знаменитой краснознаменной К-21. В аттестации за 1944 год комбриг Колышкин указывал: «В море ведет себя смело и решительно, поставленную задачу добивается выполнить во что бы то ни стало. Не было случая, чтобы привозил [невыставленные] мины обратно с позиции… В море идет с удовольствием, море любит, морские качества хорошие. Северный театр знает хорошо. В должности комдива обучил и вывел в боевой поход 2-х молодых командиров подводных лодок… Требователен к личному составу, но недостаточно требователен к командирам лодок. Пользуется большим авторитетом у личного состава». Правда, сказать, что в походах 1944 года были одержаны новые победы, не получается. Немецкое командование к тому времени еще более усилило группировку своих надводных кораблей, наладило защиту коммуникаций, в результате чего все мины обнаруживались немцами раньше, чем на них успевали подорваться суда. Следует подчеркнуть, что на протяжении всей войны наш подводный флот пользовался минами устаревшей конструкции с контактными взрывателями, которые не имели эффективных противотральных устройств. С учетом этого каждый подрыв вражеского корабля мог рассматриваться как просчет противника или везение.