Герои Сирии. Символы российского мужества
Шрифт:
«Смогут ли они очистить, да и стоит ли – раз снег “капал” и “капал”, как дождь», – подумал я.
Старался идти по твердому покрову, выглядывал свежую кучу земли, но ее не видел. Заметил горку из венков вокруг недавней могилы. Прочитав в лунке венков на табличке «Копылов Юрий Львович…» [3] , понял: лежит тело погибшего в октябре прошлого года летчика. В сторонке на пустырьке сновали мужики и валялись грудой лопаты.
«Теперь около одного ляжет и другой».
3
В Воронеже 13 октября 2017 г. прошла гражданская панихида по погибшему в Сирии штурману Юрию Копылову. Трагедия случилась 10 октября. Юрий Копылов в тот день находился на службе, его бомбардировщик Су-24 должен был вылететь с авиабазы Хмеймим в Сирии для бомбардировок позиций ИГИЛ, но выкатился за пределы взлетно-посадочной полосы и потерпел крушение. Штурман Юрий Копылов и пилот Юрий Медведков погибли, не успев катапультироваться.
Смотрел на расчищенный от снега пятачок, и слова: «Здравствуй, Роман…» кружили в голове.
Хотя как здравствуй?
Но для меня – здравствуй.
Я видел место именно для Романа. А значит, и как бы его…
А в сторону уходила Аллея летчиков.
«Опасная профессия у летчика. Если пехотинец, танкист, вас много. А летчик – он один, разве еще с тобой ведомый».
На меня поглядывали копачи, прибегал подполковник, фотографировал очищенный участок и, видимо, своим командирам отправлял фото.
Нетронутый клочок земли молчал, ожидая момента, когда его покой разбудят лопаты и когда он обнимет Романа уже навечно.
Я уже многое знал.
Что у Романа жена по имени Ольга, что маленькая дочурка…
Что он с 1-й по 11-й класс учился в школе, которая была в километре от кладбища.
СМИ передавали, что школе присвоили имя Романа и должны были повесить памятную доску.
Мне захотелось пройти в школу.
Выйдя с погоста, повернул на тропку в заснеженном тротуаре и, думая, сколько же горожан сегодня упадет на этом ледяном покрове, шел вдоль проспекта, ловил языком снежинки, и теперь звучал куплет из другой песни Высоцкого:
…Он был чистого слога слуга, слуга.Он писал ей стихи на снегу, на снегу —К сожалению, тают снега, снега.Но тогда еще был снегопад, снегопад…Я не знал жену Романа, но почему-то и она мне тоже была близка.
И не заметил, как пересек одну улицу, другую, и в оправе высотных домов появилась спрятавшаяся от ветров и шума школа.
Около ступенек «грызли» снег курсанты.
«Тоже готовится мероприятие».
Надеялся на стенке при входе увидеть памятную доску, но ее не оказалось.
Зайдя в школу и объяснившись с охранником, оказался в приемной директора. Спросил у юной секретарши:
«Скажите, а что насчет памятной доски летчику…»
Секретарь: «Все так неожиданно… И как доску привезут, ее сразу повесят…»
А поняв, что мне интересен сам выпускник: «Вы можете поговорить с классной учительницей».
Через пару минут я уже поднимался на второй этаж, по которому беззаботно бегали школяры, а на стенке висела стенгазета в память бывшего ученика этой школы.
В конце коридора с чернявой учительницей говорили двое мужчин, как я догадался, – она имела отношение к Роману. Но разговора с ней не получилось – на этаже появились операторы с треногами и камерами. Телевизионщики снимали сюжет, и я понял, что пришел не вовремя, извинился и удалился.
Но не горевал: шел по коридорам, по которым бегал школьником Роман, и поглядывал на двери в классы.
В нем занимался?
А в этом?
В этом…
Я продолжал идти по жизни Романа…
Выйдя из школы, увидел, что работа курсантов близилась к завершению.
Хотел направиться к военному городку и Дому офицеров посмотреть, может, гроб с телом привезли, и раньше всех с ним проститься, но потянуло назад. И снова проделывал пройденную дорогу, в голове звучали слова:
…А он шутил – не дошутил,Недораспробовал вино,И даже недопригубил.Подойдя к кладбищу, поразился: курсанты «отгрызли» наледи и наросты; сгребли рыжеватое месиво в кучи и разве что нижний слой какой-то сыпучей смеси снять не смогли. А их по-прежнему подгонял подполковник.
Рядом с пятачком будущей могилы Романа из трубок собирали каркас для навеса работяги.
И Аллея военных летчиков оказалась предельно чистой. Снег уже не сыпал, а еле-еле падал. Теперь, может, вместе с подполковником и курсантами подумал: «Только бы ночью не пошел, чтобы не пришлось заново очищать…»
Физически чувствовал присутствие летчика, который должен занять здесь место.
Так стремительно вошел в мою жизнь Роман Филипов, и я нисколько не пожалел, что прожил с ним целый день.
На следующий день единственный план: проститься с Романом. С утра позвонил в Дом офицеров, и мне сказали:
– Прощание в одиннадцать…
Но решил приехать пораньше. Ехал на автобусе и удивлялся: куда-то делся вчерашний нежно-пушистый снежок – этот белый дождик. Вчерашние белые просторы испещрили рыжие полосы и клоки расчищенных за ночь улиц.
Вот появилась часовенка и за ней вход на кладбище:
– Там последний приют…
Я ехал по направлению выезда из города. Улица расширилась: в желоб высотных домов легло шоссе. Вот впереди показался навесной переход. Я спрыгнул с порожка салона, за стайкой офицеров в летной форме подошел к башне, поднялся по спирали лестницы наверх и перешел автомобильную трассу.
Вдали чернела строчка забора вокруг большого, как два футбольные поля, белоснежного пространства, которое охватило заостренный и вместе с тем как обрубленный, чем-то похожий на профиль самолета Дом офицеров.
Перед ним дочищали снег курсанты.
Я невольно подумал: сколько же снега вывезли! И не сомневался, что если бы его оказалось больше, его бы тоже убрали.
Перед изгородью стояли где в одиночку, где группками люди.
Я посмотрел на сотовый: 9 часов 15 минут…
Испугался: неужели опоздал?! Все ведь могло случиться. Но понял: прощание не началось.