Герои смутного времени
Шрифт:
Что-то разорвалось во дворе караулки. Стекла с этой стороны вылетели, и несколько бойцов были поранены разлетевшимися осколками стекла.
Тут же по караулке заработали из стрелкового оружия. Где-то вдали парка загорелась еще одна машина.
Здесь уже нужно было чем-то отвечать.
Фонари, освещавшие парк, были кем-то метко разбиты, освещение в караулке бойцы вырубили сами, и когда караул открыл-таки ответный огонь, то велся он, как говорится, в белый свет, как в копеечку.
Это был не бой, а какая-то фантасмагория — стреляли в темноту,
Как помнил Мищенко, сейчас, по плану, все усиления изо всех остальных городков должны были прибыть им на подмогу. Кроме того, возле самого городка артдивизиона находились два дежурных танка, заправленные и вооруженные, и они также должны были отреагировать.
И точно! Кто-то ударил по горам из пушки, и это явно был танк. Он успел сделать еще два выстрела, и обстрел парка прекратился так же внезапно, как и начался.
Олег взялся за телефон. Как ни странно, связь работала. Мищенко набрал штаб бригады, и доложил о происшествии прямо туда.
— Тушите машины! — приказали оттуда.
Слава Богу, но огнетушители в карауле были. Причем приобрели их всего лишь год назад. Половина огнетушителей не сработала, но тех, что сработали, вполне хватило для тушения.
Когда огонь погас, в парке воцарился абсолютный мрак. Свет из караулки, который все же решились включить, помогал слабо.
Олег очень боялся, что боевики не ушли, а просто затаились в парке, чтобы открыть огонь в тот момент, когда караул кинется тушить пожар, но обошлось. В парке уже никого не было.
Зато на происшествие прибыл сам командир бригады. Карабасов, узнав, что людских потерь нет, явно обрадовался, и приказал ничего не предпринимать до наступления утра.
Мищенко удостоился личной беседы и высочайшего одобрения. Полковник невнятно пробормотал даже что-то о представлении к государственной награде. Однако Олег с сарказмом подумал про себя, что, скорее всего, командир части думает о том, как бы списать не две сгоревшие машины, а три. И целую — продать.
«Если попросит меня подписать что-то о количестве потерянной техники с «левыми» цифрами, так и быть — попрошу орден. И ничего он мне не сделает. Уволить он меня не уволит, а уволит — и прекрасно. И не переведет никуда. Все равно здесь сейчас будет очень жарко. Я уже чувствую»…
Утром по парку некуда было пройти — сновали все, кому было нужно, и даже те, кому не было нужно — офицеры, прапорщики, контрактники и некоторые «продвинутые» срочники. Цокали языками, рассматривая сгоревшие «Уралы», лазали по боксам, имитируя что-то вроде инвентаризации.
На вышке четвертого поста обнаружились сквозные пулевые отверстия. Рядовой Курбангалеев, который в момент нападения был на этом посту часовым, с круглыми глазами, необычными даже для русского, а не то что для казаха, в который раз рассказывал сослуживцам, как сидел на заднице на вышке, а пули просвистели у него над головой.
Вечером Мищенко должен был бы сменить в карауле очередной «пиджак»,
Кое у кого из начальства возникла идея оставить Мищенко, как «боевого офицера», начальником караула на «бессменке». Мищенко эксклюзивно сообщил об этом по телефону Мартышка, и Олег пришел в ярость. Он долго ругался матом в трубку, хотя там уже давно звучали только короткие гудки.
Мищенко, наконец, устал орать, и позвонил дежурному по дивизиону. Олег давно уже потерял всякий страх в отношении субординации, и прямо спросил, собираются ли его сегодня менять?
Дежурный не сразу, но ответил, что менять обязательно будут — вот только подбирают начальника караула из «боевых».
Вечером Мищенко просто, грубо говоря, уржался. Когда он увидел, что новый караул на смену привел ни кто иной, как обозленный на весь свет Мартышка, Олега согнуло пополам от смеха. Мартышка обиделся, но караул принял быстро.
— Ладно, не обижайся, — похлопал его по плечу Мищенко. — Нам тут вчера не до смеха было, а тебя, думаю, пронесет… У меня там масло осталось — верхний ящик, справа от пульта. А то кашу жрать невозможно…
Карабасов.
Полковник с тоской думал, почему именно ему достался этот беспокойный участок. Ведь предлагали же должность в Ростове. Не особо высокая, правда, должность. Польстился на командира бригады, а тут такие события… Неприятности одна за другой. И еще неизвестно, чем все это закончится лично для него — ступенькой в карьере, или финишной прямой?
К проблеме с размещением выведенных из Чечни войск, к проблемам с самим личным составом этих частей, добавились и прямые нападения боевиков. Карабасов боялся, что это нападение не последнее.
По закрытым каналам полковник получал совсем уж скверные сообщения. Как указывали сухие сводки, иногда разбавляемые прямыми тихими разговорами с компетентными людьми, совсем недалеко от бригады было несколько населенных пунктов, в которых федеральной власти уже и формально не были. Жители выкинули из аулов российские флаги, и даже в открытую заявляли, что «русским законам» подчиняться не намерены. Местная власть только молча проглотила эти вызывающие поступки.
Практически сложилось так, что боевики из Чечни могли беспрепятственно перемещаться через весьма условную и прозрачную границу, а вот в обратном направлении ни один федеральный боец перейти не мог, не рискуя стопроцентно погибнуть или попасть в плен, что было бы еще печальнее.
Вообще, разобрать в Дагестане кто есть кто представлялось нереальным. Как отличить мирного местного жителя от слегка замаскированного боевика, если они и на лицо похожи, и разговаривают по-русски с одним и тем же акцентом?