Герои Таганрога
Шрифт:
— Кому сдавать? — спросил Спиридон Щетинин, написавший первым.
— Сейчас выберем командира, тогда и решим, у кого они будут храниться, — сказал Морозов.
Через несколько минут все клятвы были написаны.
— Теперь пусть каждый торжественно прочтет и распишется, — предложил Костиков.
— Согласен, — сказал Морозов. — Читай, Лева, первым. Костиков встал, приблизил лист к свету керосиновой лампы, и в тишине зазвенел его пылкий, уверенный голос:
— «Я, Лев Костиков, вступая в ряды борцов против немецких захватчиков...»
Прочитав слова клятвы, Лева нагнулся к столу и размашисто и твердо расписался под клятвой.
Только тихий скрип пера прошелестел по бумаге. И вдруг...
Произошло самое неожиданное. Комната вдруг медленно осветилась — над столом, наливаясь золотистым электрическим светом, зажглась лампочка. Ребята удивленно и радостно переглянулись. Уже больше месяца в городе не работала электростанция и тут — на тебе! Яркий свет непривычно резал глаза.
— Вот здорово! — радостно воскликнула Рая. — Это когда он погас, мама все пробовала, думала, выключатель испортился. Наверное, так и оставила включенным.
— Товарищи, хорошо ли занавешены окна, а то немцы на огонек заглянуть могут, — встревожился Морозов.
Петр и Валентина Турубаровы поправили висевшие на окнах одеяла. Рая даже выбежала взглянуть на окна с улицы. Вернувшись, она сообщила, что все в порядке: дом темный, как могила. Волнение улеглось.
Морозов называл фамилии, и все стоя торжественно произносили клятву.
Когда смолк глуховатый голос Валентины Турубаровой, которая принимала клятву последней, Морозов сказал:
— С этой минуты, друзья, мы — дружный боевой отряд, у которого одна общая цель: громить немецких оккупантов, не давать им покоя ни днем, ни ночью... Но нам необходим командир. Поэтому предлагаю избрать руководителя группы.
— Николай Григорьевич, вы наш руководитель, — сказал Костиков.
— Нет, ребята, — ответил Морозов. — Моя задача — общее руководство...
— А как вообще будет строиться организация? Объясни нам, — попросил Петр Турубаров.
Возможность провала заставила Морозова крепко задуматься над структурой подпольной организации. Он мыслил себе эту организацию сильной и крепкой, состоящей из множества малых сплоченных групп. Сначала он хотел объединить все группы воедино, в один отряд, но потом решил, что лучше, чтобы каждая группа существовала отдельно.
Это подсказывал ему здравый смысл, этого требовала конспирация. Не одну ночь провел он, размышляя над этим.
— В дальнейшем мы будем создавать все новые и новые подпольные группы, — сказал он. — Человек в пять-восемь. Но каждый подпольщик будет знать только членов своей группы. Все группы будут связаны с руководством подполья только через своих руководителей... Это на случай провала...
— Правильно, — сказал Петр. — Но провала не будет.
— Николай Григорьевич, а есть сейчас, кроме нас, еще группы? — вздохнув, спросила Рая. — Очень хочется знать, что мы не одни...
— Пока нет, но будут, — сказал Морозов после некоторой паузы.
Он уже не мог говорить о том, что несколько дней назад встретил Георгия Пазона, своего бывшего ученика, раненного в ногу бойца Красной Армии, и дал ему задание тоже собрать надежных ребят.
Закон конспирации входил в силу. Об этой группе пока будет знать только он, Морозов. После встречи с Пазоном Морозов окончательно решил создавать только мелкие, компактные группы. Они были хороши тем, что в случае провала одной оставались другие, которые могли продолжать начатое дело.
— Вернемся к избранию командира, — сказал Николай. — Я рекомендую Петра Турубарова. Он пограничник. В дисциплине толк понимает. Да и оружие знать должен. Как вы считаете?
— Кандидатура подходящая, — улыбнулся Шаров. На его щеках обозначились ямочки.
Петра Турубарова избрали единогласно. Начальником штаба назначили Леву Костикова. Ему поручили хранить клятвы, припрятав их в надежном месте.
— Теперь о практической работе, — начал Морозов. — По мере сил мы должны добывать оружие. Вот у Шарова уже есть браунинг. Это хорошо. Но оружие носить при себе опасно. Можно нарваться на облаву. Его надо хранить в тайниках. И пока ни в коем случае не пускать в ход...
Шаров недоуменно поднял брови, заморгал:
— А я только позавчера кокнул немца...
Ребята молча впились в него глазами, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.
— Как же ты его, Женя? — испуганно вскрикнула Рая.
— Вечером возле порта с ним встретился. Кругом никого. А он пьяный идет, пошатывается. В небе самолеты гудели. То ли наши, то ли немцы — не разобрал. Я его тихонечко и тюкнул. А сам драпу во все лопатки. Только дома и отдышался...
— Вот этого, товарищи, делать не следует, — сурово проговорил Николай. — Надо все рассчитывать и взвешивать, Объявление читали? Ведь немцы расстреливают заложников. Вот полюбуйтесь. — Николай достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул и начал читать: — «Уже несколько наших доблестных спасителей — немецких солдат и офицеров — пало жертвами предательских ударов из-за угла. В ночь с 29 на 30 октября в Таганроге был убит немецкий офицер. За это по распоряжению германского командования расстреляно десять граждан-заложников. Германское командование уполномочило нас заявить, что так будет и впредь. За каждого убитого в городе немца будут расстреливаться заложники».
— Кого это «нас» уполномочило германское командование? — недовольно поморщился Лева Костиков, делая ударение на слове «нас».
— А вот здесь, в конце объявления, написано: «Бургомистр Ходаевский Н. П. С разрешения ортскомендатуры. Тираж три тысячи экземпляров».
— Николай! Так я же только позавчера убил. А этого в октябре кто-то кокнул! — воскликнул Женя.
— Значит, за твоего еще десять жителей расстреляют, гады.
Все растерянно смотрели на Николая.
— А что же делать? — спросил Шаров.
Морозов некоторое время сидел молча. Он понимал, что от ответа на этот вопрос во многом зависит будущее подпольной организации. У молодых парней, горящих ненавистью к врагу, впервые в жизни оказалось в руках настоящее боевое оружие. Им не терпится пустить его в ход, не терпится внести свой реальный, ощутимый вклад в священную борьбу за Родину. Если не направить этот порыв в строгое, разумное русло, каждый начнет действовать на свой страх и риск, и тогда организация перестанет существовать.