Герои Таганрога
Шрифт:
При очередной встрече с друзьями Нонна высказала свои сомнения.
— Ты ничего не понимаешь, — возразил ей Анатолий Мещерин. — Идет величайшая битва двух миров. Война света и тьмы. Каждый убитый немец — это еще один удар по фашизму. Их надо уничтожать любым способом. Потому что нет и не бывает хороших фашистов. Все они людоеды. И ваш обер-лейтенант не лучше других.
— Нет, Толя, он не похож на других немцев. Он даже радио позволяет мне слушать...
— Какое радио? — вмешался в разговор Кузнецов.
— У него радиоприемник...
— А Москву он слушает?
— В основном Берлин... Но иногда ловит и Москву.
— Нонка! Ты даже представить не можешь, как это важно. — Николай серьезно смотрел на Нонну. — Ты могла бы записать хоть одну сводку Советского Информбюро?
— Зачем записывать? Я тебе и так расскажу то, что слышала.
— Нет. Важно точно. Хоть немного, лишь бы дословно...
— Тогда это можно сделать днем. Брандт никогда не запирает свою комнату. А зачем тебе это?
— Потом расскажу, — ответил Николай уклончиво.
Они стояли на обрыве, возле разбитой лестницы, спускающейся к песчаному берегу. Март приближался к концу. Лучи весеннего солнца искрились на гребнях волн.
— Ребята, уже весна, — сказала Нонна. — Скорее бы кончилась война. Так хочется счастья...
Николай искоса разглядывал Нонну. Больше двух месяцев он мучительно раздумывал, стоит ли вовлекать Нонну и Анатолия в подпольную организацию. Нонна прекрасная девушка, но... Подходит ли она для этой работы? Согласится ли она работать в группе Пазона? А Анатолий? Слишком он горячий, и шумный, и разговорчивый для подпольной работы. Последнее время Николай чувствовал себя старше и опытнее их. Кроме того, он понимал, как опасна эта работа, и жалел своих друзей. Однако наличие радиоприемника, необходимого для подполья, в квартире Нонны требовало от него немедленного решения. Вдруг Николаю стало стыдно, что он колеблется, ведь это лучшие его друзья.
— Ребята, — повернулся он к ним, — мы не будем убивать этого Вилли Брандта. Он нам еще послужит. Мы должны использовать его приемник. Это очень важно. Мы будем слушать передачи из Москвы, записывать их на листки и расклеивать потом по городу. Чтоб наши люди здесь знали правду... Вы понимаете?
— Ой, Коля, вот это здорово! Как это ты придумал?! — Нонна радостно захлопала в ладоши и благодарно взглянула на Николая.
— Как это мы раньше не догадались? — удивлялся Анатолий. — Молодец, Колька! Никогда не подумал бы, что в твоей голове могут родиться такие мысли... Значит, мы будем расклеивать листовки?
Николай с грустью взглянул на них — они даже не понимали, как серьезно меняло их жизнь его предложение.
— Пошли сейчас же домой, — предложила Нонна.
Они шли по улице. Весеннее солнце плавало в лужах. Деревья наливались почками, в садах вот-вот должны были зацвести белоснежные вишни. Нонне казалось, что жизнь начинается заново.
Вот и Полтавский переулок, где живет Нонна. Они шумно вошли в дом. Бабушка Нонны встретила их приветливо, расспросила про родных и знакомых, посетовала на трудную жизнь. Увидев, что они вошли в комнату Брандта и включили приемник, она испуганно замахала руками.
— Что вы, дети, что вы, родимые! Зачем вам это?
— Бабушка, нам ужасно хочется послушать музыку, — соврала Нонна и покраснела. — Мы же молодые...
Старуха грустно покачала головой и ушла на кухню.
— Крикни нам, если немца увидишь, — бросила ей вслед Нонна.
Анатолий повернул ручку приемника. Что-то затрещало в нем, а затем сквозь шорохи и треск пробилась далекая знакомая мелодия русской песни. Сердца у ребят замерли.
«Это ру-усское приволье, это русская земля-а...» — выводил сильный женский голос.
Анатолий снова взялся за ручку.
— Подожди, еще немножко послушаем, — умоляюще прошептала Нонна. Это было как чудо — русская песня в их комнате.
В этот день они впервые записали сообщение Советского Информбюро. Записывала Нонна — она делала это четко и быстро. Николай остался доволен.
Вечером Николай Кузнецов уговорил Пазона принять Нонну и Анатолия в подпольную группу. Судьба Нонны Трофимовой и Анатолия Мещерина была решена.
Теперь в группе их было пятеро: Пазон, Кузнецов, Мещерин, Трофимова и Раиса Капля, которую Георгий Пазон хорошо знал еще с детства.
Чаще всего они собирались у Нонны, когда Брандта не бывало дома — будто для того, чтобы повеселиться и потанцевать под музыку радиоприемника, а сами слушали и записывали последние известия из Москвы. Вечерами просиживали у Пазона, переписывая листовки со сводками Информбюро.
Нонна гордилась тем, что ее приняли в подпольную организацию. Жизнь ее приобрела смысл. Почти ежедневно по заданию группы ходила она в лазарет для военнопленных, где работала ее мать. Надо было хоть чем-нибудь облегчить положение раненых. Специально для них ребята с большим трудом доставали продукты, и Нонна подкармливала выздоравливающих.
Однажды она узнала, что у одного из тяжелораненых 15 мая день рождения. Чтобы как-то обрадовать военнопленных, ребята раздобыли муку. Рая Капля и Нонна испекли сдобный пирог и вручили свой подарок советскому командиру. Пирог разделили на всех раненых, лежавших с именинником в огромной палате.
Главный врач третьей больницы Мартирос Арменакович Сармакешьян был давним другом семьи Трофимовых. Он помнил Нонну еще маленькой девочкой и теперь приветливо встречал ее в больнице. С некоторых пор он стал к ней приглядываться.
В лазарете военнопленных уже месяц действовала подпольная группа, состоящая из медиков, работающих в третьей больнице. Руководил ею аптекарь Георгий Сахниашвили. Эта группа была создана по заданию Василия Афонова, который придавал большое значение работе среди военнопленных. Сармакешьян решил и Нонну вовлечь в эту группу. Для начала он предложил ей поступить в больницу медицинской сестрой. Однако Нонна отказалась, объяснив это тем, что она и так достаточно помогает раненым.
Сармакешьян насторожился. Каково же было его разочарование, когда он узнал, что его любимица Нонна работает переводчицей у немецкого гарнизонного врача полковника Шмидтке. «Значит, я ошибся в ней», — с горечью думал старый врач. Он перестал здороваться с Нонной, избегал встреч. Девушка страдала от этого, но ничего не могла сказать ему.