Герои умирают дважды
Шрифт:
— Вам известно, в чем обвиняетесь вы и ваш слуга? — Илеа наконец собрался с силами и задал главный вопрос.
Ролт ответил немедленно и витиевато. Он сказал, что ни в чем не виноват, но если по неразумию и совершил какое-то преступление против великого Зентела, то будет думать о том, как покарать сам себя за чудовищный проступок. Он не сомневается, что кара должна быть смертельной, но, конечно, предпочтет погибнуть в бою.
Терсат при этом ответе ощутил желание сдвинуть синий шарф, чтобы дышать полной грудью. У жреца даже возникло подозрение, что вошедший преувеличивает, но Ролт смотрел так искренне,
Жрецы отлично знали, что дворяне традиционно не принадлежат к числу рьяных верующих. Объяснение тому было простым: их бог, Зентел, реально существовал, но ничего не давал. Пользы от него не было, видимого вреда, впрочем, тоже. Зентел сознательно отдалился от народа. Он редко показывался на публике, почти никогда лично не приказывал людям нежреческого сословия и вообще переложил управление государством на плечи жрецов и короля. Это была мудрая политика: от Зентела ничего не ждали, а значит, разочарование в нем не было возможно. Он представал в глазах людей невидимым судьей, законодателем и одновременно исполнителем некоторых приговоров. Дворяне его боялись, но не любили.
— Илеа, покажите господину ан-Орреанту статую. Пусть он даст объяснения. — Терсат неожиданно для себя произнес эти слова мягко.
Илеа поднялся с места, распахнул коричневые дверцы шкафа, достал оттуда нечто, завернутое в желтую ткань, поставил на черный столик и развернул. Виктор с изумлением увидел плохо сделанную маленькую гипсовую статуэтку, голова которой была вымазана сажей.
«Вот за что я не люблю бюрократов и фанатиков, — возмущенно подумал он. — Из-за ерунды огород городить. Трижды обидно, если по такому пустяку меня бросят в тюрьму или еще, чего доброго, убьют… Но посмотрим… сейчас увидим, кого в жрецах больше: бюрократа или фанатика. Почему-то мне кажется, что первое».
— Разрешите спросить, ваша благость, что это? — вежливо сказал Антипов.
— Это принадлежит вам? — задал встречный вопрос Илеа.
— Что вы! Нет! — Виктор впервые за весь разговор сказал правду и даже этим загордился. — Моей вины в этом точно нет.
— А кому принадлежит? И где доказательства, что она — не ваша?
— Не знаю, кому принадлежит, ваша благость. — Антипов вновь сказал правду в разговоре со жрецом!
«О, они любят доказательства… — внутренне усмехнулся Виктор. — Их есть у меня».
— Ваш слуга заявил, что тоже никогда не видел этой статуэтки. Но еще он сказал, что страдает снохождениями, и если вы не сумеете оправдаться, то по причине снохождений признает себя виновным, — произнес Терсат, не сходя с места. — Дескать, откуда-то принес статуэтку во сне.
«Рикста решил взять вину на себя, спасти меня! — подумал Виктор. — Молодец. И в какой форме он это сделал… Хитро. Мои уроки не пропали даром. Если я сумею выкрутиться, то Рикста ни при чем, а если не сумею, то у жрецов будет его признание. Ладно, господа жрецы, готовьтесь».
— А что это за статуэтка? — неожиданно спросил Виктор. — Кого она обозначает?
На лицах жрецов отразилось явное удивление.
— Это — господин наш Зентел, — после небольшой паузы ответил Илеа.
— Неужели! — театрально изумился Виктор. — Позвольте?
Он подошел и начал демонстративно рассматривать статуэтку со всех сторон. Она была скверного качества, что и говорить. Кто бы ее ни подбросил — он явно решил сэкономить.
— Если бы вы мне не сказали, что эта жалкая поделка — изображение великого Зентела, то я бы никогда не догадался, — сказал Виктор. — Виноградная кисть в руке совсем не похожа на кисть. Даже боюсь подумать, на что она похоже. Я бы, конечно, всерьез расследовал это дело, но начал бы непременно со скульптора. Он был или пьян или слеп. Ваша благость, нельзя ли снять обвинения на том основании, что скульптура очень плохого качества и совсем неясно, кого она обозначает?
Жрецы вновь переглянулись. Они недооценили господина ан-Орреанта. Он был не просто глубоко верующим, но и умным человеком. Проще всего снять с себя вину — не доказывать, что тебя подставили, а заявить, что преступления вообще не было.
— Нет, — ответил Илеа. — У этой скульптуры — утвержденная форма. Она плохого качества, да… но это не снимает вины. Голова статуэтки испорчена золой. Ее бросали в печь и даже коптили над огнем.
— Но зачем бросали, можно спросить? — произнес Виктор.
— Чтобы осквернить, нанести оскорбление нашему господину. Это ясно, — сказал Илеа, хмуря брови.
— В таком случае я тут вообще ни при чем, — ответил Антипов. — И вот почему.
Он сдвинул набок небольшую сумку, висящую у него на плече, и достал оттуда великолепную статуэтку Зентела, вырезанную из кости. Мастерство скульптора было так велико, что были четко видны даже самые мелкие детали, начиная от волос и заканчивая виноградинками в руке бога.
— Это — моя статуэтка, — пояснил Виктор. — Если бы я вдруг сошел с ума и решил нанести оскорбление великому Зентелу, то разве стал бы использовать плохую скульптуру, на которой и лица не видно, если у меня под рукой хорошая?
— Разумно, — согласился Илеа. Терсат тоже кивнул. — Но где доказательства, что это — именно ваша статуэтка?
— Ипика ан-Фадор, достойный дворянин, своими глазами видел, как я извлек ее из тайника в своей комнате, — ответил Виктор. — Такие ценные и дорогие мне вещи я всегда держу в тайнике, чтобы злоумышленник не смог их украсть или… подменить.
Терсат забарабанил пальцами по столу. Ему показалось, что деньги, с которыми он уже распрощался, не сгинули бесследно. Этот Ролт — ловкий парень.
— Сказанное вами разумно, — повторил Илеа, — но не снимает полностью обвинений. У вас могло быть две статуэтки, и вы начали именно с плохой.
— Да зачем же мне этим заниматься? — весьма натурально оскорбился Виктор. — Я — честный верующий, а не отступник!
— Это тоже требует доказательств, — мягко произнес Илеа, тогда как Терсат поглядывал на своего подчиненного с легким неудовольствием.
— Пожалуйста, — сказал Антипов, опустил руку в сумку и извлек два белых бумажных листа. — Это — свидетельство об огромном пожертвовании храму Зентела в Парреане, подписанное лично господином настоятелем. Я отдал храму все деньги, полученные мной от отца на год. А это — прошение о том, чтобы записаться в храмовую стражу. Я решил обратиться с ним сразу после турнира, когда станут ясны мои воинские умения.