Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
Вот он какой – разведчикметаморф, заброшенный в наш мир. Писаный красавчик, ммать!
С каким же удовольствием я всадил бы очередьдругую промеж фасеточных глаз, пылавших лютой ненавистью не только ко мне и всем людям, но к каждой былинке на Земле!
Понимая, что разоблачение неизбежно, – медики вмиг бы вычислили чужака – он показал свою истинную сущность – на глазах у сотен людей, перед камерами ведущих мировых телеканалов. Небось ему некомфортно в таком виде, ведь его тело вовсе не предназначено для обитания в нашем мире.
– Отходим! Все отходим! – под очками глаза Заура лихорадочно блестели.
Докторишки с радостью подчинились: не рискуя повернуться к метаморфу спиной, попятились к выходу, где угодили в затор. Журналисты отказывались покидать зал, хоть на них и напирали палачи. Представители массмедиа – это отдельный вид хомо сапиенсов с кастрированным инстинктом самосохранения. Нормальные люди при виде путника убрались бы подальше, но только не журналисты – фотоаппараты щелкали, камеры снимали.
Засвербели запястья. Изза наручников, не иначе.
Сирена наконец заткнулась.
Путник шагнул изза обломков тумбы. Напряглись смазанные слизью мышцы, обвитые жгутами вен. Трехпалые стопы чвякнули, погрузившись в лужу крови, – много ее натекло из покореженных тел. Слуховые мембраны путника, бледнозеленые с легким голубым отливом, – располагались они вовсе не на черепе, но чуть ниже выпирающих ребер – завибрировали. Сначала едва заметно, потом с все большей амплитудой и частотой.
Плохая примета, когда путники начинают так делать.
Ято всего лишь почувствовал сильную боль в запястье, будто его свело судорогой, и больше ничего. Вокруг же происходило чтото не то. Вопя, как ошпаренный, Рыбачка шагнул к выходу из зала, рухнул на колени, а потом лицом вперед, и затрясся в припадке – тело его выгибало дугой, он бился о пол, глаза выпучились.
Заур замер куском мрамора, от которого отсекли все лишнее. Он не дышал, не моргал даже.
С законниками и гостями страны творилось черт знает что. Ктото рыдал, размазывая сопли по роже, другие хохотали взахлеб. Один палач, низенький, чернявый – из рыдающих – ударил другого, уже икающего от смеха, ножом в живот, чем вызвал у жертвы новый приступ веселья. Это было дико: рукоять финки торчит из брюха, а палач никак не уймется, все ему забавно. Рыжий парень из «3+2» – как тут оказался, «наших» ведь выгнали? – поднял с пола здоровенный матовочерный пистолет, брошенный кемто из «серых пиджаков». Сунув ствол весельчаку в рот, он нажал на спуск.
Грохот выстрела разбудил меня, хоть я и не спал.
Надо действовать! Пора покончить с этим массовым психозом! Это же тварь зеленая нанесла ментальный удар. Я метнулся к Рыбачке – не оченьто удобно бегать со стянутыми за спиной руками – и пнул его ногой в бок:
– Гордей, хорош припадочного корчить! Вставай!
От боли в запястьях я зашипел – на миг показалось, что кость треснула. Потом стало чуть легче. К моему удивлению, пинок помог – Рыбачка прекратил извиваться выброшенным на берег угрем, на красном от напряжения лице появилось осмысленное выражение.
Один вроде оклемался, уже хорошо. Следующий пункт нашей программы – палач Заур. Его я ткнул плечом в грудь. Очкарик неожиданно легко подался назад и рухнул навзничь – вот только на пол упала уже не статуя, а нормальный человек, что и требовалось.
От боли я стиснул зубы. Надо снять наручники как можно скорей. Нерв там, что ли, защемило?..
– Край, что здесь… – потирая ушибленный затылок, начал было Заур, но тут же замолчал.
Быстрого взгляда по сторонам ему хватило, чтобы оценить обстановку и принять решение. «Микроузи» затрясся, выпуская очередь за очередью. Сначала лопнула мембрана на левом боку путника, потом пули отрикошетили от костяной пластины, успевшей прикрыть мембрану справа.
Вибрации прекратились, ментальная атака сорвалась.
Рыжий парень удивленно уставился на пистолет в руке. Его тотчас обезоружил тот самый чернявый палач, что ударил коллегу ножом. Рыжий дернулся – и тут же получил рукояткой по затылку.
Все завертелось в ритме ускоренного диджеем вальса, смиксованного с ударниками и басами и бессовестно прерываемого дабстепом.
Щелкнув клювом, путник прыгнул в зал.
Прямо на меня!
И то ли подвели его ноги неокрепшие, только что сделанные, то ли оскользнулся он на крови, но занесло монстра конкретно в сторону – метра на три вправо. Махнув недоразвитыми крыльями в попытке удержать равновесие и достать меня, он рухнул на первый ряд кресел, опрокинув пяток и сломав столько же.
– Край, Рыбачка! Уходите! – Гильзы из «микроузи» Заура, задорно звеня, сыпались на пол.
Повернувшись к палачу спиной, успевшей обрасти чешуйками костяных пластин – каждая размером с тарелку, метаморфразведчик прикрылся от пуль. Те лишь выбивали искры из твердого кератина, не в силах продырявить его и добраться до внутренних органов.
Рыбачка перевернулся на живот и встал на колени.
Патроны в «микроузи» закончились, грохот выстрелов смолк.
Поднимаясь с раздавленных кресел, заворочался путник.
– Арестованным оставаться на своих местах! – держа перед собой пистолет, выкрикнул чернявый палач, зарезавший коллегу.
Голос у него был противный, писклявый. И вопил он с едва заметным акцентом, который, вкупе со смуглой кожей и прической, выдавал в нем отпрыска иммигрантов из Латинской Америки. Рожу чернявого покрывали рытвинки оспин, он то и дело облизывал губы, отчего они влажно блестели.
Заур перезарядил «микроузи» – одной рукой не оченьто удобно менять пустой магазин на полный.
Ломая и опрокидывая кресла, путник попер на меня и Рыбачку. Недоразвитые лапыкрылья со свистом когтили воздух.
Стараясь не делать резких движений, дабы не дразнить палачей, мы попятились к выходу, закупоренному журналюгами. Эти придурки все еще отказывались покинуть поле боя. Чернявый в растерянности переводил пистолет с Рыбачки на меня, потом на путника, потом опять на меня. Его полтора метра с надбавкой за вредность и каблуками могуче возвышались на пути метаморфа. Когда же монстр приблизился к нему настолько, что вонь стала невыносимой, латинос толкнул арестованного журналистарыжика прямо в когтистые лапы.