Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
Он что, толькотолько явился на работу и не успел еще переодеться?
– Доктор, извините, что вторгся, но моя сестра!.. – Заур поправил очки. Пол кабинета устилал толстый ковер, а рабочий стол выглядел старинным и очень дорогим. И пахло тут не лекарствами, а фиалками. – Вы не должны!..
– Одну минуту. – Главврач продолжил переодеваться.
Сначала – голубая блуза свободного покроя с короткими рукавами, треугольным вырезом под горло и с накладными карманами – один карман на груди, два внизу. Потом – брюки, широкие, не стесняющие движений,
Заур достаточно долго прожил в больнице, чтобы знать, почему главврач одевается так, а не иначе. Хирурги и медперсонал проводят много времени в операционной, где все сметанноснежное, освещаемое ярким светом. В такой обстановке одеваться в белое – перебор, напряг нервам, нужен контраст, чтобы не уставали глаза. К тому же на синей или зеленой блузе пятна крови кажутся не столь яркими. А если зайти в белом халате в детское отделение, то вой поднимется такой, что хоть беги – у малышей белый цвет вызывает неприязнь изза боли от уколов и прочих процедур.
Прежде чем Глоссер натянул блузу, Заур заметил у него на предплечье татуировку – змею, обвивающую ножку бокала и сунувшую в него раздвоенный язык. Он гдето уже видел такую татуировку… Но где? Или перепутал он чтото, символ ведь знаменитый, медицинский… Заур впервые застал главврача в неофициальной, так сказать, форме одежды, раньше тот всегда представал перед ним в халате или же в пиджаке.
– Ваша сестра… – начал Лев Аркадьевич, и у палача напрочь вымело все мысли из головы.
Он перебил Глоссера:
– Нужна отсрочка. Я оплачу счета. Я уже договорился. В ближайшее время больнице будет перечислена крупная сумма…
Выражение лица главврача заставило его замолчать. В глазах Глоссера промелькнуло недоумение, а следом – понимание: мол, все ясно, у молодого человека прободение чувства юмора и острый приступ игривости. Медикаментозно не лечится, пациента спасет лишь лоботомия.
Заур ждал от главврача вспышки гнева, угроз, но не того, что услышал в ответ.
– Молодой человек, все в порядке. – Глоссер махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.
– В порядке? – Заур то ли ослышался, то ли… Его затрясло от недоброго предчувствия.
– Деньги пришли. – Главврач был непривычно вежлив с ним, голоса не повышал, будто еще недавно не орал на него по телефону. – Спасибо, что внесли аванс за год вперед. А уж ваше щедрое пожертвование больнице – поступок великодушный.
Боль между висками усилилась настолько, что Заур едва не попросил у доктора таблетку. Он ничего не понимал. Какие деньги? Какой аванс? Ильяс не мог так быстро связаться с мясником, а тот не успел бы оформить перевод, нужны реквизиты больницы, нужно обозначить назначение платежа. Да и не знает никто, зачем Зауру понадобились деньги.
– Лев Аркадьевич, это такая злая шутка, да? Господь вас не простит… – Заур вдруг понял, что главврач не шутит. А значит, надо выяснить, откуда взялись деньги. – Лев Аркадьевич, с какого счета пришла сумма?
– Как с какого? – Глоссер вновь отмахнулся от несуществующей мухи. – С вашего, молодой человек. Не с моего же.
Он шагнул к рабочему столу, повернул алюминиевый лэптоп экраном к Зауру. На экране отображался сайт банка и выписка с деталями транзакции. И отправителем действительно значился Заур. Номер счета в «Укрнацтрастбанке» совпадал с реальным. Но этого быть не могло! Откуда такие деньжищи у простого палача? Да он за всю жизнь столько не заработал бы, вкалывая по три смены без выходных и отпусков.
– Палачи, оказывается, – Глоссер подмигнул Зауру, – неплохо зарабатывают, раз могут позволить себе…
Он еще чтото говорил, но палач его не слушал.
– Раз все оплачено, то… С моей сестрой все в порядке? Аппарат искусственной вентиляции легких не отключат?
– Ну как вам сказать, молодой человек… – Главврач медлил с ответом, и это очень не нравилось Зауру. Наконец Глоссер кивнул: – Да, более чем в порядке. Вот уже четверть часа как вашу сестру отключили от аппарата…
* * *
В груди Заура образовался вакуум. Его уронили с самого высокого небоскреба Киева, а потом пару раз сверху прошлись асфальтовым катком.
Отключили? Но она же в коме, это верная смерть!..
В глазах потушили свет. Ничего не видя, Заур вывалился из кабинета и, прихрамывая, побежал по тысячу раз исхоженным коридорам больницы. От него шарахались медсестры. Он перевернул столик на колесах, опрокинув на пол медицинские инструменты и пробирки, брызнувшие осколками. Размахивая резиновыми «демократизаторами», к нему кинулись двое здоровяков в синей униформе местной охраны. Заур походя сшиб их с ног. Благоразумно не вставая с пола, они по рации вызвали подмогу.
И вот Заур у палаты сестры.
Знакомая царапина на двери. И стулья: один слева от входа, другой справа. На них должны просиживать штаны парни из Управы. Но – никого. Сердце перестало изнутри выламывать ребра. Палач толкнул дверь, вошел.
И сразу бросилось в глаза: нет аппарата искусственной вентиляции легких. Раньше был у кровати, а теперь его нет. Оцинкованная стойка на пяти ножках с поворотными колесиками. На стойке закреплены баллон, батарея, блок управления с монитором, шланги… Примечательная штуковина, сразу видно, что не пылесос и не соковыжималка. И ее, штуковины этой, в палате больше нет.
А значит – все кончено.
Одно колено дрожало, второе, искусственное, не давало Зауру упасть. Коекак он доковылял до кровати. Тело на ней полностью накрыли простыней, лица не видно. В груди палача клокотали рыдания. Он потянул простыню за край, моля Господа, чтобы это оказался ктонибудь другой, не Танюша, ну пожалуйста, ктонибудь другой!..
Огненнорыжие волосы сестры – первое, что он увидел.
Почему, Господи?!
Лицо сестры было безмятежно. Оно не пострадало тогда, на Крещатике, – чуть ли не единственная часть тела, которую пощадил огонь. На щеках легкий румянец, глаза закрыты – хоть не мучилась перед смертью…