Героическая тема в русском фольклоре
Шрифт:
Это замечательное введение, суммировавшее исторический процесс жизни Русского государства от древнего его величия до восстановления полной свободы от татарского порабощения и до возглавия всех русских областей Москвою, представляет синтез политических идей, характерных для установившегося в стране единовластия. Автор показал себя здесь не погодным летописцем, а обобщающим историком, талантливым выразителем исторического сознания, как оно сложилось к половине XVI века.
Первое основание «Казанского царства» автор приписывает преемнику Батыя, Саину, который пришел в 1272 году из болгарского города Бряхова и облюбовал себе «место на Волге на самой украине Руской, на сей стране Камы реки, концом прилежа к Болгарской земле, другим же концом к Вятке и к Перми. Место пренародчито и красно вельми, и скотопашно и пчелисто, и всяцими семены родимо, и овощми преизобильно и рыбно». Рассказывают, что прежде место это было «гнездо змиево»: «живяше ту вгнездився змий велик, страшен, о двою главу, едину имея змиеву, а другую главу волову». Волхв Саина собрал здесь всех змиев «во едину велику громаду», обложил горючим и сжег, «яко быти от того велику смраду по всей земли той проливающи впредь хотяще быти
В 1430 году из Большой Золотой Орды был изгнан Едигеем, Заяицким князем, царь Улу-Ахмет и, «по полю волочася, яко хищник и разбойник… приближися к предателям Руским и посла моление и смирение к великому князю Василию Васильевичу Московскому… не рабом, но Господином и любимым братом себе именуя его, яко да повелит ему невозбранно на пределе своея земля мало время починути от труду своего»… Василий Васильевич, памятуя, что был посажен на великое княжение Улу-Ахметом, отнесся к нему «как сын к отцу» и дал ему в «качевище Белевские места», «дондеже царь от земля Руския отступит» завоевывать свой золотоордынский стол.
Улу-Ахмет стал набирать воинов, сложил себе укрепление изо льда «и, отходя, пленяще иныя земли чужия, аки орел отлетая от гнезда своего далеча пищи себе искати». Великого князя беспокоило подозрение, не готовится ли Улу-Ахмет «воевати Рускую землю», и он потребовал, чтобы царь удалился. Когда тот медлил уйти, клянясь в вечной дружбе, Василий Васильевич «словесем не вере его и обещание, яко погана, не ят истинно быти…забыв сего слова, яко: „покорное слово сокрушает кости, а смиренна сердца и сокрушенна Бог не уничижит“». Посланное великим князем войско было разбито, причем видно, что автор считал Улу-Ахмета правым в этой борьбе. Перед боем он заставил Улу-Ахмета молиться в русской церкви: «Боже русский», глаголя, «слышал о Тебе, яко милостив еси и праведен, не на лица зриши человеком, но и правды сердца их испытуеши. Вижь ныне скорбь и беду мою и помози ми, и буди нам истинны Судия, и суди вправду межу мною и великим князем, и обличи вину коегождо из нас: и хощет бо он убити мя неповинно, яко обрете время подобно… бывшее слово и обещание наше и клятву с ним солгав и преступив»…
Когда русское войско окружило его ледяной город, он «отвори врата градные и вседе на конь свой, и вся копие и оружие свое в руку, и поскрежета зубы своими, яко дивий свирепы зверь, и грозно восвистав, яко страшны змий великий, ожесточив сердце свое, и воскипе злобою своею» и т. д.
Победив московские войска, Улу-Ахмет «вознесеся сердцем и возгордеся умом», «граду же ледяному, от солнца растаявшу… перелезше Волгу, и засяде пустую Казань», снова заселил ее и обстроил «крепчайше старого». «И начаша сбиратися ко царю мнози варвары от различных стран, ото Златыя Орды и от Астрахани, от Азуева и от Крыма, и нача изнемогати во время то и Великая Орда Золотая и укреплятися вместо Золотой Орды Казань, новая орда, запустевший Саинов юрт, кровию Русскою кипя. Пройде царская слава и честь, и величество з Болшия Орды и старыя матери ордам всем на преокаянную дщерь младую Казань, и паки же возрасте царство аки древо измерите от зимы, и оживе, аки солнцу огреевшу весне. От злаго древа, реку же, от Златыя Орды, злая ветвь произыде, Казань, горки плод изнесе, второе зачася от другого царя Ординского».
Далее сообщается о набеге Улу-Ахмета на Москву и о пленении сыном его Мамотяком великого князя (1445), которого затем отпустил за откуп. Но вот на великое княжение сел Иван Васильевич «и вси Русский князи подклонишася ему служити, и един облада скифетры Русскими… и бысть велика власть Русская, и оттоле назвася князь велики Московский». Его воеводы разбили на Свияге казанские полчища и пленили царя Алехана, вместо которого Иван Васильевич «посади на Казани служащего своего Махметемина Иберегимовича, приехавших ис Казани к Москве с братом своим Аблеть служити великому князю». Царь Махметемин взял за себя жену Алехана, «и нача она помале, яко огнь разжигати сухия дрова, яко чернь точити сладкое древо, яко прелукавая змея, научима от вельмож своих царевых, охапившеся о вые, шептати во уши царю день и нощь, да отвергнетца от великого князя»… Царь прельстился коварным советом жены и перебил в Казани всех русских жителей и приехавших на торг купцов, имущество же их и товары разграбил (1505). Он поделал себе серебряные и золотые сосуды. «Бес числа же Казанцы много велми разграбиша по себе и обогатишася, и оттоле не ходити им в овчиях кожах ошившися: и после убо ходящи в красных ризах, и в зеленых, и в багряных, и в червленых одеявшися, щапствовати пред катунами своими, яко цветцы полския, различно красящеся, друг друга краснее и пестрее». Затем в союзе с ногаями Махметемин напал на Нижний Новгород, но был отбит «огненым стрелянием» литовских пленных, взятых при Ведроше и заточенных в Нижнем. Тут был убит ядром предводитель ногаев (подобно Зустунее), «и возмутившася Нагаи, аки птичья стада, оставше своего вожа и пастыря, бысть межо ими брань велика усобная, и почашася сечи Нагаи с Казанцы по своем Господине и, много у града паде обоих стран. Царь же едва устави смятение вой своих и убояся, отступи от града и побеже к Казани»…
Когда Махметемин пошел опустошать область Мурома, русские воеводы, поставленные «стерещи прихода царева», «паче себе стережаху»… Преемник Ивана III, Василий Иванович, послал на Казань брата своего Дмитрия Жилку (1508). После боев с переменным успехом, русские войска напали внезапно, «аки с небеси» на увеселительный стан под Казанью, где татары и черемисы проводили свои праздники; те едва успели бежать в город и «аще бы триедины постояли у града вои Руския, тогда бы взяли град волею, без нужды». Но, овладев станом «со многим ядением и со многим питием и со всяким рухлом», воины русские остались здесь пировать. И царь напал на них из города, когда они уснули, «и поидоша их всех мечем такое множество, аки клас», так что реки «течаста по 3 дня кровию, и сверх людей, аки по мосту, ездити и ходити Казанцом». «За сие преступление царя Казанского порази его Бог язвою неисцельною». Царь вспомнил, как был вскормлен и почтен московским великим князем, раскаялся в своей измене, послал Василию Ивановичу все свои сокровища, молил его о прощении и, умирая, просил прислать на место свое царя или воеводу «вернейши себе». Великий князь «умилися, забыл великое побитье христианское в Казани (уже бо не воскресить их)» и дал казанцам на царство царя Шигалея Касимовского. Недовольные верноподданничеством нового царя Москве, казанцы призвали на его место крымского царевича Сапкирея. Они перебили всех сторонников и слуг Шигалея, а его самого выгнали в поле чистое нагого «во единой ризе, на худе коне». «И отложишася Казанцы от великого князя в свою волю жити с царем с новым».
Только через 11 лет Василий Иванович, занятый дотоле войной с Польшей, получил возможность ополчиться на Казань (1524). Но часть русского войска, плывшая по Волге, была потоплена черемисами, причем утонул весь воинский наряд и казна, «и Волга явися поганым златоструйный Тигр» (стилистическое влияние Хронографа). Сухопутная же русская рать разбила казанское войско, но не могла отбить город из-за потери стенобитного наряда и возвратилась. Лишь через шесть лет тридцать русских воевод осадили Казань (1530), и, когда взяли защищавший ее «острог», Сапкирей бежал в Крым.
Приведем некоторые эпизоды, отразившие влияние повести о взятии Царьграда. «В день убо с Русью бьяхуся Казанцы, к вечеру брани преставше. Русь убо отхожаху в станы своя опочивати, а Казанцы убо нощию ядяху и запивахуся до пьяна, и спаху сном крепким не блюдущися Руси, оставивше токмо страж на вратех острове». Русские напали на казанского воеводу Аталыка, когда он спал пьяный в шатре. Он «с оторопа вскоре вскочи, во единой срачице, на конь свой, и без пояса, и бос, и хоте во град убежати. И понесе конь его из острога на поле, к реке к Булаку; аки крылат конь его реку перелете, он же от страха не удержася и спаде с коня своего, остася на сей стране Булака, бос, бегая по траве, а на другой стране конь его бегаяше. И тут, на брезе Аталыка похвального воеводу Казанского убиша. Аталык же бе храбр и наеждаще на 100 воин и на велик полк бойцев удалых, и возмущаше всеми полки Рускими, а сам невредим отъеждяя и догоняя кождо их мечем своим ударяше во главу и растинаше на двое и до седла; не удержашеся мечь его ни в шеломе, ни в пансыре (ср. цесаря Константина), и стреляше дале версты в примету, и убиваше птицу или зверя, или человека; величество его и ширина Обрину подобна, очи же его кровавы, аки зверя человекоядца, и великие, аки буйволовы» (ср. в повести Искандера — капли, как око буйвола).
Взяв с казанцев «впредь на три лета выходы и оброки», московские воеводы «не хотяше ни един остатися во граде на брежение» и, одаренные казанцами, отправились в Москву вместе с казанским посольством. Здесь казанцы вымолили у великого князя в цари себе «брата Шигалеева меньшого», царевича Геналея, надеясь выгадать время, «дондеже собрашася опочинут, яко звери в ложи своем». Через год они «убиша без вины прекрасного юного царя Геналея Шигалеяровича в палате спяща, яко юнца при яслех, яко зверя в теняте готово изыманна; с ним убиша воеводу его Московского, воздержателя царева, и вся воя их, и паки восприяша царя Сапгирея беглеца»…
По кончине великого князя Василия Ивановича «осташася от него 2 сына, яко от красноперого орла два златоперая птенца; первии же сын, ныне нами наречен князь великий Иван, остася отца своего 4 лет 3 месец, благороден зело, ему же отец его великую власть Руския державы по смерти своей дарова»… Далее автор сообщает о сиротском детстве Ивана Васильевича и о самовластии и насилиях князей и бояр: «неправды умножишася обиды, тадбы и разбои и убийства»… «Возрастшу же, велик разум приимшу великому князю Ивану Васильевичу, и восприемник бысть по отце своем во всей Руской державе великаго царства Московского и воцарися на царство»… (1547). «И бысть велми мудр, и храбросерд и крепкорук, и силен телом, и легок ногами, аки пардус; подобен по всему деду своему, великому князю Ивану». «И седе на великом царстве державы своея благоверны царь, самодержец, Иван Васильевич всеа Русии, и вся мятежники старыя избив, владевший Царством не по правде до совершенного возраста своего, и многих вельмож устраши, от лихоимания и неправды обрати, и праведен суд судити научи и правляше с ними до конца добре царство свое… кроток немирен быти нача и праведен в судах и непреклонен, ко всем воинственным своим людем милостив, и много даровит, и весел сердцем, и сладок речью, и окорадостен»… (сложные эпитеты взяты из Хронографа). «И согляда всю землю свою очима своима, всюде яздяше, виде многи грады Руския старыя запустеша от поганых»… И увидел Иван Васильевич, что наибольшее зло причиняло образовавшееся на украине Русской земли «ново царство Срацинское — Казань, по русскому же языку Котел златое дно», с которым воевали и отец, и дед, и прадед его, «но конечныя споны не могоша сотворити». Хоть и брали они «не единою» Казань, но «держати за собою» это царство не смогли «лукавства ради Казанцов». Но вот в Казани произошло «смятение великое», и Сапкирей лишился престола за покровительство крымским выходцам. Казанцы снова задумали «оманути царя Московского, еже заложитися за него и Казань ему предати и взяти на царство себе царя Шигалея уморити его». Несмотря на отговоры советников своих, Иван Васильевич принудил Шигалея, сесть царем в Казани. Но там он оказался «не яко царь, но яко пленник изыман, крепко брегом». На его сторону стал только большой князь Чюра Нарсынович, который помог ему бежать, а затем и сам бежал, но был настигнут и убит. Царем стал снова Сапкирей, но через два года умер, «приказав царство меншей царице своей Нагайнине, сын бо ему от нея родися». За эту измену казанцев Иван Васильевич послал воевать их улусы несколько воевод, в том числе храброго князя Семиона Микулинского. Московские воеводы, опустошая окрестности Казани, чуть не захватили царя, выехавшего на охоту, и, внезапно напав на войско, посланное в погоню, разбили его.