Герой конца века
Шрифт:
Благодаря этим-то перевалам, Николаю Герасимовичу удалось скрыться.
Пробежав с версту, весь в поту и с замирающим сердцем, он присел за кустом и оглянулся назад.
Гостиница была ему видна, как на ладони.
В ней, видимо, происходила суматоха.
Лакеи во фраках бегали кругом. На берегу моря стояла толпа. Савин понял, что его бегство уже обнаружено и что это ищут его.
Сидеть было опасно, надо было во что бы то ни стало скорее бежать от могущей быть погони.
В экипаже в этой местности проехать было нельзя, но могли найтись люди, которые заметив его, догонят и пешком.
Поэтому Николай Герасимович, пригнувшись как только мог, побежать дальше.
На его счастье попалась ложбинка.
Он вспомнил лисьи привычки и лазы и бросился по этому лазу прочь.
Жара была страшная, пот лил с него ручьями, ноги начинали неметь, он прямо изнемогал от усталости, а между тем об отдыхе нечего было и помышлять. Надо было бежать все дальше и дальше, если он хотел спастись. Отойдя версты четыре, он наконец добрался до лесу.
Это был частый сосняк, росший на песчаном грунте. В нем он мог хорошо спрятаться от всех преследований и наконец немного отдохнуть.
Он буквально упал в чаще.
Пролежав как пласт около двух часов, Савин побрел лесом, по, направлению к Гааге.
Там он надеялся продать свои часы и с этими деньгами добраться до ближайшей вне города станции железной дороги я уехать пока в Бельгию.
Но, к его несчастию, он пришел в Гаагу в воскресенье, когда все магазины и ссудные кассы были заперты и достать денег было невозможно.
Оставаться в Гааге без гроша денег, в таком растрепанном виде было опасно.
Комиссар, наверно, поставил на ноги всю полицию и дал приметы бежавшего из гостиницы «d'Orange».
Огромный рост Николая Герасимовича и борода, отросшая со времени заключения в Мазасе, могли его легко выдать.
Он решился сейчас же уйти из Гааги. Но куда?
Не зная окрестностей, ему трудно было ориентироваться, и он взял на авось какую-то шоссейную дорогу, по которой проложена была конка, и пошел в неизвестном ему направлении.
Спросить он тоже не мог, не умея говорить по-голландски, да и расспросы могли его выдать, а потому он отправился в путь, не сказав ни с кем ни слова.
Голландия страна очень культурная и населенная.
По обе стороны дороги тянулись великолепно обработанные поля, в загородках гуляли прелестные стада коров, и любитель сельского хозяйства мог бы вдосталь налюбоваться образцовым хозяйством Голландии.
Все это было бы интересно при другой обстановке, но путешествовать как Николай Герасимович, удиравший от преследования полиции этой культурной страны, без гроша денег, не зная языка — невесело.
Он уже собирался лечь близ дороги, под каким-нибудь кустом и переночевать под открытым небом, как вдруг впереди стало показываться зарево от городских фонарей.
Было ясно, что он приближался к большому городу.
Собрав все оставшиеся силы, он поплелся дальше и часа через полтора входил в городскую заставу.
Город был большой, чистый, с прямыми улицами.
Магазины были уже закрыты, так как уже был двенадцатый час ночи.
Николай Герасимович решился идти ночевать в гостиницу, надеясь, что с него денег за комнату и ужин сейчас не потребуют, а на следующий день, продав часы, он расплатится и поедет дальше.
Увидев ярко освещенный ресторан в гостинице под вывеской «Золотой Лев», Савин храбро вошел туда, спросил себе комнатку и заказал сытный ужин.
Когда ему накрыли на стол, он прочел на тарелках: «Zum golden Lowe in Leiden» и понял, что он в городе, где была изобретена лейденская банка.
Плотно поужинав, Николай Герасимович отправился к себе в номер, где и заснул богатырским сном, забыв даже думать обо всем случившемся и о его далеко не блестящем положении.
На другой день, встав довольно рано, напившись кофе, он пошел в город разыскивать кассу ссуд.
Оказалось, что в Лейдене целых два ломбарда для заклада движимых имуществ.
Заложив свои часы и палку с серебряным набалдашником за тридцать два франка, Савин вернулся в гостиницу позавтракать и рассчитаться.
С него взяли за номер и еду четырнадцать франков, так что, дав человеку на чай, у него осталось еще семнадцать франков, с которыми он и надеялся доехать в третьем классе до Антверпена.
Узнав, что ехать на пароходе по Рейну до Роттердама, а оттуда на машине будет дешевле и приятнее, он отправился этим путем.
Но дешевизна эта стоила ему дорого.
Дело в том, что если бы он отправился поездом, то приехал бы в Роттердам заблаговременно и застал бы отходящий вечерний поезд в Антверпен, поехав же на пароходе, он приехал в Роттердам в одиннадцать часов ночи, после отхода всех поездов в Бельгию, и ему пришлось ночевать.
Застань он поезд, у него хватило бы тогда денег на билет до Антверпена, который стоил в третьем классе пять с половиною франков, но с этой непредвиденной ночевкой дело становилось скверно.
У Николая Герасимовича оставалось всего шесть франков, а надо было нанять номер и поужинать.
Он с самого утра ничего не ел, и голод давал себя знать.
Он зашел в первую попавшуюся гостиницу, оказавшуюся «Hotel de France», взял маленькую комнатку, записался под скромным именем «Henry Boral, comis-vojager», поужинал и лег спать.
На другое утро, обдумав, что делать, он решился идти продавать булавку, а в случае, если не удастся, заложить ее в ссудной кассе.
Он уже спускался по лестнице гостиницы, как вдруг перед ним, как из земли, вырос швейцар со счетом.
— Потрудитесь заплатить, прежде чем выйти.