«Герой нашего времени»: не роман, а цикл
Шрифт:
С Печориным всё не просто. Поначалу он кажется человеком прагматическим. Максим Максимыч пеняет ему за то, что он увез Бэлу, – Печорин скажет, как отрежет: «Да когда она мне нравится?..» Максим Максимыч в тупике: «Ну, что прикажете отвечать на это?..» Бэла еще дичится, сидит в углу, «не говорит и не смотрит», а Печорин в объяснении с Максимом Максимычем ударяет кулаком по столу: «она моя, потому что она никому не будет принадлежать, кроме меня…» Если разобраться, аргумент чудовищный! Однако Максим Максимыч сдается: «Я и в этом согласился… Что прикажете делать? Есть люди, с которыми непременно должно соглашаться». (Отчего же Максим Максимыч забывает об этом правиле во Владыкавказе?). В. И. Влащенко, обожающий штабс-капитана, все-таки сердится на него за уступчивость Печорину: «Можно предположить и ослабление веры в Бога в душе доброго Максима Максимыча» – и даже наставляет его: «Чтобы противостоять разноликому злу, необходимы неустанные молитвы, глубокая вера и твердость характера» 146 .
146
Влащенко
О гипнотическом влиянии Печорина на окружающих писал Л. Шестов: «Попробуйте судить Печорина: у него нет никаких недостатков, кроме одного – жестокости. Он смел, благороден, умен, глубок, образован, красив, даже богат… …когда столь высокоодаренный человек и проявляет какой-нибудь недостаток, этот недостаток ему к лицу, более того – начинает сам по себе казаться качеством, и прекрасным качеством» 147 .
Печорин упрям. Несмотря на упорство Бэлы («Дьявол, а не женщина!»), он через некоторое время даже предлагает Максиму Максимычу пари сроком на неделю. И ведь добился своего!
147
Шестов Л. Из книги «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)» // М. Ю. Лермонтов: pro et contra. – Т. 2. С. 390.
Ему пришлось прибегнуть к чистой авантюре. «Раз утром он велел оседлать лошадь, оделся по-черкесски, вооружился и вошел к ней». Подтвердил свою любовь, но признал ее неуспех. Объявил Бэлу свободной и попрощался: «Я виноват перед тобой и должен наказать себя: прощай, я еду – куда? почему я знаю! Авось недолго буду гоняться за пулей или ударом шашки: тогда вспомни обо мне и прости меня».
Печорин артистически разыграл придуманную роль. Он ведь офицер российской армии, служит, где прикажут, место не выбирая. Или (что даже представить себе трудно!), одевшись и вооружившись по-черкесски, Печорин – торопя смерть – демонстрирует свое желание по-черкесски податься в абреки? Уж на что служивая косточка – пожилой штабс-капитан, а и тот поверил: «Печорин сделал несколько шагов к двери; он дрожал – и сказать ли вам? я думаю, он в состоянии был исполнить в самом деле то, о чем говорил шутя. Таков уж был человек, бог его знает!»
Для Бэлы страх навсегда потерять человека, которого она успела полюбить, пересилил все остальное. «Только едва он коснулся двери, как она вскочила, зарыдала и бросилась ему на шею».
Печорину нужна не только физическая близость; еще одаривая Бэлу и ухаживая за ней, он «учился по-татарски, и она начинала понимать по-нашему».
В. Н. Турбин предлагает считаться с разницей между правдой фактографии и правдой художественной условности: «Трудно поверить, будто за столь короткий срок Бэла и Печорин так свободно овладели языками, черкесским и русским, что смогли вести те своеобразные диспуты, которые они в романе ведут, но здесь вступает в силу великая правда заведомой и явной условности» 148 .
148
Турбин В. И. «Ситуация двуязычия» в творчестве Пушкина и Лермонтова // Лермонтовский сборник. – Л.: Наука. 1985. С. 101.
«Да, они были счастливы!» Только сразу же после такого сообщения нависает вопрос: «И продолжительно было их счастье?» Ожидание отрицательного ответа уже заложено в самом вопросе.
«…Бэла, плененная Печориным, учит русские слова, Печорин учится говорить “по-татарски”. Казалось бы, вот-вот наступит гармония, они уже понимают друг друга и скоро заживут в любви и согласии. Но словоформа не подкреплена духовным проникновением в смыслы данной культуры. И все ломается, рушится, герои оказываются в какой-то пропасти, в бездне…» 149 .
149
Соснина Е. Л. Лермонтовский текст в контексте диалога культур. – С. 2.
У нас, дочитавших книгу до конца (и после читанную-перечитанную вдоль и поперек), есть возможность и надобность поверить поведение Печорина в этой повести жизненными принципами героя, о которых мы узнаем из других частей книги. В журнале Печорина («Княжна Мери») немало мировоззренчески емких записей. Вот эгоистическое размышление, циничное и жестокое: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!» Вот еще жизненный зарок: «надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней
Эти записи (по хронологии фабулы) сделаны до встречи с Бэлой. И возникает вопрос: в последней любовной истории Печорина проявляются им уже отработанные принципы или она обнаруживает в его душе нечто новое?
Очень многое работает на первую версию. Вспомнить хотя бы шокировавшее Максима Максимыча заявление: «Да когда она мне нравится?» Не получается ли так, что Печорин действует точно по им же обозначенной схеме: Бэла – редкостный цветок, его надо сорвать, вдоволь надышаться, а там и бросить (так ведь и совершено, причем все уже шло к последнему акту)? В этой логике Э. Г. Герштейн делает жесткий, категорический вывод: «Печорин использовал превосходство европейца над “дикарями” лишь для того, чтобы обмануть, предать, завлечь, погубить этих людей. Все его приключение с горянкой является легкомысленным нагромождением подлостей, коварства и циничного расчета» 150 . Это не филологический анализ, он подменен морализаторством.
150
Герштейн Э. «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. – С. 58.
Вот еще констатация-приговор: «разворачивается “банальная” история совращения молоденькой девушки, похищения невинной души» 151 .
Но и в смягченной форме не обойтись без фиксации жестокости героя книги: «У Лермонтова… нет абсолютных злодеев, и Печорин не исключение. Природа устроила его так, что, обрекая на страдания других, он страдает сам, не потому что ему жаль своих жертв, а потому что мгновениями он ощущает в душе своей небесное начало, которое не далось, ускользнуло от него, но сознание возможности которого мучительно отзывается в нем… И все же доминантой его личности остается неукротимое желание подчинять себе других людей, заставляя их чувствовать и действовать так, как хочется ему, и, следовательно, определяет их судьбу» 152 .
151
Оловянникова М. В. Маргарита и Бэла. Елена и Вера (Роль женских образов в истории героя) – С. 2.
152
Красикова Е. В. Концепт судьба в космологии М. Ю. Лермонтова. – С. 110.
«…если в “Демоне” и “Маскараде” герои значительную часть вины за свою неудачу могут возложить на козни иных, внеличностных сил: Демон – на произвол враждебного ему Творца, Арбенин (вместе с литературоведами советской эпохи) – на интригу маскарадного света, то Печорину обвинять уже некого, кроме себя самого…» 153 .
Понять любовную ситуацию в этой повести помогает гендерный аспект. «…Судьбу Бэлы, по сложившейся в “мужских” романах традиции, решает не она сама, а окружающие ее мужчины» 154 . Но гендерные различия принимают и роковой характер: «Девушка настроена на оседлый, семейный образ жизни…» 155 , тогда как Печорин семейные отношения счел для себя противопоказанными.
153
Янченко Е. Е. Примиряющая любовь в творчестве Лермонтова //2005. C. 9.
154
Манкиева Э. Х. От “femina incognita” к гендерной идентичности: образ горянки в произведениях русских писателей //2018. C. 4.
155
Манкиева Э. Х. Русская «каказоведческая» проза XIX в.: гендерный дискурс. – С. 5.
Свершилось то, что должно было свершиться, – осозналось: «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой». С умом ли Печорина этого было не понять заранее, не проводя жестокого эксперимента, завершившегося серией жизненных трагедий? Ведь в журнал героя, после драматического разрыва отношений с Мери (и уже в крепости, накануне истории с Бэлой!), были вписаны такие строки, ставшие концовкой той повести: «И теперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мыслию прошедшее, спрашиваю себя: отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?..» (Тут нет воспоминаний о последнем ревнивом заклинании Веры – в память об ее сломанной жизни не жениться на княжне Мери). «Нет, я бы не ужился с этой долею!»