Герой Саламина
Шрифт:
— Вот и снова вижу я своего гостеприимца! Уж как-никак, а отблагодарю чем могу за все, что ты для меня сделал!
И очень скоро среди придворной челяди стали гулять его стихи:
Тимокреонт, стало быть, не один поклялся персу другом быть, Но есть другие подлецы — не я один лишь только куцый, Есть и другие такие лисицы…Фемистокла больно ранило это издевательство, он готов был убить Тимокреонта. Но жизнь при царском
«Кто может унизить тебя, Фемистокл, — думал он, — больше, чем ты сам себя унизил…»
Время шло, Фемистокл уже мог объясняться с царем по-персидски. Ксерксу нравилось разговаривать с ним, афинянин поражал его своеобразным строем мышления, неожиданными мыслями, здравыми рассуждениями.
«Все-таки есть что-то особенное в людях Эллады, — думал Ксеркс, слушая Фемистокла, — то ли их особое воспитание, то ли одаренность какая-то. Ведь это тот самый человек сидит передо мной, который заставил меня не военной силой, но силой ума и предвидения уйти от Саламина! Это мой враг. Но каким сильным он был мне врагом — таким же сильным будет союзником. Лишь бы не изменил. Надо побольше милостей оказывать ему. Он хитер, но ведь и я не уступлю ему в хитрости!»
Никто из иноземцев не был в такой чести при персидском дворе. Ксеркс допустил его в самые сокровенные покои своего дворца и представил его своей матери. Старая царица Атосса, властная дочь царя Кира, испытующе поглядела на Фемистокла бархатно-черными, все еще прекрасными глазами, и ему показалось, что она заглянула ему в самую душу.
— Я очень рада, что ты пришел ко мне, эллин. Мне твое имя давно известно. Мой отец царь Кир высоко оценил бы дружбу с тобой, но и мой сын Ксеркс эту дружбу тоже ценит. Наша семья понимает, что такое не только слыть героем, но и быть героем!
И, обратясь к своему сыну, засмеялась:
— А хорошо этот человек одурачил тебя при Саламине, а? Ох, как он тебя одурачил!
Ксеркс тоже смеялся, он любил свою умную, всемогущую мать, по своей воле давшую ему царство. Когда Фемистокл ушел, она сказала:
— Сын мой, надеюсь, ты сумеешь воспользоваться пребыванием этого человека у тебя?
Ксеркс самодовольно усмехнулся:
— Иначе я не был бы твоим сыном!
Началась странная, праздничная, пестрая жизнь. Царь едет на охоту со своей свитой, и Фемистокл едет с ним. Царь пирует — и Фемистокл рядом с ним. Если певцы или поэты приглашены во дворец развлечь царскую семью, среди царских родственников сидит и Фемистокл…
— Вы слышали? — шептались придворные. — Царь велел посвятить эллинскую змею в учение магов! Он все доверяет ему, не только свою семью, но и тайны богов!
— Ни один чужеземец не получал таких почестей при наших царях, даже Демарат, а ведь он царского рода!
Никто не знал, о чем так подолгу разговаривает царь с Фемистоклом. Даже хилиарху Артабану было неизвестно это. А когда он, пользуясь правом оказавшего услугу, спрашивал у Фемистокла, о чем они разговаривают с царем, тот отвечал только одно:
— Мы обсуждаем предстоящий поход на Элладу.
Артабан понимал, что это лишь отговорка, но так и не смог ничего выпытать.
При дворе начали происходить перемены. Кого-то повышали в должности, кого-то, наоборот, понижали. Незаметный до сих пор человек вдруг получал награду и милостивое внимание царя, а другой, считавший себя незаменимым, терял царское внимание…
— Это все эллинская змея! — шептались придворные. — Это он наговаривает на нас царю!.. Он диктует царю свою волю!..
— Он околдовал царя! Необходимо для восстановления справедливости устранить его.
Что-то случилось и с Демаратом. Он начал пить неразбавленное вино. Тосковал. Может быть, завидовал Фемистоклу. Начал тихонько посмеиваться над царем, и Фемистоклу приходилось уговаривать его, чтобы опомнился.
Однажды в один из своих добрых дней Ксерксу захотелось одарить своих приближенных. Пусть каждый попросит у царя то, что пожелает.
— Я бы хотел взять к себе свою семью, о царь! — сказал Фемистокл. — Моя жена и мои дети живут в изгнании…
— Пусть приедут, — милостиво ответил царь. — А чтобы твоя семья не нуждалась, дарю тебе город Магнесию — на хлеб, дарю тебе город Лампсак — на вино, дарю тебе город Миунт — на приправу! Думаю, что ты не будешь лишен необходимого!
Фемистокл, ошеломленный такими дарами, едва нашел слова, чтобы высказать свою благодарность. Однако сердце его заныло от тяжелого предчувствия. Как видно, близится время расплаты.
— А что же дать тебе, Демарат? — спросил царь.
Спартанец был уже с утра пьян. Он иронически посмотрел на царя и сказал:
— Я хочу проехать по Сардам в твоей царской тиаре, царь.
Ксеркс закусил губу, но позволил надеть Демарату царскую тиару. Демарат, гордо подняв голову, поглядел вокруг веселыми, пьяными глазами. Родственник царя Мифропавст не выдержал. Он постучал пальцем по тиаре на голове Демарата.
— Ведь под этой тиарой нет мозга, — сказал он. — Зевсом ты все равно не будешь, хотя бы в руке у тебя была молния!
Фемистоклу было неловко за Демарата. Придворные смеялись над ним, над его растерянностью. А Демарат, не зная, что ему делать, тоже стоял и смеялся. Не ехать же в самом деле ему шутом по Сардам!
— Пусть он выйдет вон, — приказал царь, — и пусть никогда больше не показывается мне на глаза!
Царедворцы тотчас позвали слуг, и бывшего спартанского царя вывели из зала. Фемистокл с жалостью глядел, как его без всякого почтения толкали к двери и как наконец он вышел, склонив голову со сбившейся на ухо царской тиарой. Ксеркс проводил его гневными глазами.
— Этот человек забыл, что он находится во дворце великого царя, а не в лагере своей нищей Спарты!
Но Фемистокл не оставил Демарата в опале. Он немало потратил красноречия, пока убедил царя простить случайную глупость спартанца.