Шрифт:
«Герой»
Роман
ПРЕДИСЛОВИЕ
Забайкальское лето в 1930-м году выдалось дождливое, совсем не по сезону. Словно все тысячи тысяч уснувших богов вдруг встрепенулись на хмурых облаках и, опустив заспанные глаза вниз, на своих детей, взвыли в ужасе и пролили на землю свои слезы, едкие и холодные. Боги топали ногами, падали, свистали разбойничьим посвистом так, что ветер сгибал в дугу тоненькие деревца и срывал листву со столетних дубов-исполинов.
Жирные, грязно-белые, как слежавшаяся овечья шерсть, облака раскачивались под их ногами, превращались в мрачно-серые тучи, исторгая ослепительные молнии и жуткий гром. К рассвету боги сжалились, и природа начала потихоньку успокаиваться. Леса и степи Забайкалья покрыл густой туман.
– Пусто. Даже зверь в такую погоду не ходит, – недовольно буркнул Николай, крепкий мужик под сорок.
Уже третий капкан был пустой. Ставить обметы на соболя смысла тоже не было – пушистый хитрец давно удрал от проливного дождя и вернется в свои владения не скоро.
– Чэн, чего молчишь-то? – Николай поднялся с хрустом, отряхнул колени.
Чэн поправил за спиной свое ружье.– Чего говорить, – ответил его спутник, невысокий китаец с жидкими усами, – Зря вышли, сам знаешь.
– Ладно, – хмыкнул Николай, – Идем. Может, вдоль железки чего надыбаем.
Мужики, свернув, пошли на свет и вскоре, хлюпая кирзовыми сапогами по припорошенной хвоей грязи, выбрались на узкую тропинку.
Китаец вдруг завертел головой, раскрывая свои широкие ноздри, словно что-то почуял. «Точно волк, добычу вынюхивает», – подумал Николай и широко улыбнулся, так что сверкнули крепкие ровные зубы сквозь бороду с редкими седыми волосками. Но вслух ничего не сказал.
Чэн побежал вперед по тропинке, прямо к железной дороге, щуря и без того узкие глаза и шумно нюхая сырой воздух.
– Ты чего это? – Насторожился Николай.
– Смерть чую. Кровь чую.
Он остановился и указал вперед.
– Там! Смотри!
Николай последовал за ним и, выйдя из леса, сквозь туман увидел очертания одинокого вагона, стоящего на путях. На белой, чуть поржавелой табличке алела надпись «Харбин – Чита».
Оба охотника, как по команде, замолчали и, бесшумно взяв ружья в руки, мягкой поступью пошли к вагону. Чэн заметил раскрытый чемодан, валяющийся у насыпи. Из него, придавленный крышкой, торчал кусок синей косынки, развевающийся на ветру. Николай кивнул и, в свою очередь, ткнул пальцем в смазанный кровавый отпечаток руки на одном из запотевших изнутри окон. Да, Чэн был прав, тут не просто пахло, а смердило смертью.
Китаец, хотя и был не совсем молод, ловко подтянулся, уцепившись за поручень, заскочил в тамбур, перепрыгнул через лужу крови, кивнул товарищу, мол, все тихо. Вслед за ним залез Николай и, с винтовкой наперевес, раскрыл дверь и проскользнул в коридор.
Всюду валялись разбросанные вещи. Кисло-сладко пахло убоиной и кровью. Ветер трепал занавески на окнах.
На пороге первого купе лежал проводник с открытым ртом и перерезанным горлом. Черная кровь запеклась на седых усах, под головой смялась форменная фуражка со сломанным козырьком, правая рука лежала на груди, левая вывернулась вдоль тела. Охотники аккуратно переступили через него, заглянули в купе. Пусто. Только тюки белья, запачканные кровью. Пошли дальше.
Дальше по коридору увидели еще два трупа – молодого и пожилого мужчин, скорченные, искореженные, облепленные коркой запекшейся крови.
– Кто ж их так… – прошептал Чэн.
От шороха занавесок на сквозняке и заунывного завывания ветра мужчинам становилось жутко. Николай сдержанно перекрестился.
Охотники шли дальше, заглядывая в купе. Все было перевернуто вверх дном – выпотрошенные сумки и чемоданы, одежда, белье, остатки еды. Окровавленные трупы женщин и мужчин в пижамах и сорочках говорили о том, что в момент убийства люди спали или готовились ко сну.
И только в последнем по коридору купе был полный порядок. Левая кровать даже не была расправлена. На полу, лицами вверх, лежали трупы молодой китайской пары – мужчины и женщины.
Чэн остановился, вглядываясь в их лица, в глазах мелькнула растерянность и боль.
– Чэн! Пошли. Надо сообщить, куда следует, – одернул товарища Николай и пошел к выходу. Охотнику было явно не по себе – он хмурился и нервно кашлял.
Китаец дернулся и поспешил следом, но снова остановился и бросил еще один короткий взгляд на мертвую пару.
Туман уже начал расходиться. Однако солнце не спешило выходить из-за туч. Судя по всему, погожего дня сегодня ждать не приходилось.
Охотники в гробовом молчании сошли с рельсов и вернулись на знакомую тропу, змеившуюся вдоль густого мрачноватого бора.
– Давай лесом, так короче, – не оглядываясь, бросил китаец. Ему хотелось поскорее уйти от вагона и жуткой картины, которую они там увидели.
Николай согласно кивнул. Ступив на тропу, внезапно замер и уперся взглядом в стоящий впереди куст.
– Погоди-ка, Чэн. Что это там?
Он ткнул вперед узловатым пальцем и сдернул с плеча ружье. Его напарник сделал то же самое, и, наведя стволы, охотники осторожно пошли вперед.
Они ступали медленно и тихо, не отрывая взглядов от цели. Казалось, лес рядом с ними тоже замер, притаился, как матерый волк перед прыжком.
Под кустом, свернувшись калачиком, лежал маленький китаец. Его одежда насквозь промокла и сморщенной кожей облепила худенькое тело. Дышит он или нет, определить на глаз не получилось, так что Николай опустился на колени и дотронулся до тонкой шеи. Кожа была холодная и мокрая, но охотник ощутил, как под ней еле-еле трепещет пульс.
– Живой…, – радостно констатировал он.
Чэн неподвижно стоял. Клочья тумана прилипали к нему, как саван, и китаец издали мог казаться призраком.
Николай уже собрался уходить и вдруг нащупал за воротником детской рубашки что-то шершавое. Это были звенья цепочки. Несильно потянул и увидел, что на ней болтается небольшой медальон – овальная коробочка, закрытая на простую защелку.
Николай аккуратно поддел замочек ногтем и открыл медальон.
– Чэн, смотри, – позвал он и протянул раскрытую коробочку напарнику.