Гёте
Шрифт:
Был ли Гёте счастлив? Нет, потому что смутная тревога медленно, как туча, поднималась из тёмных глубин его души. Время шло. Близился час отъезда и разлуки. Разбудит ли он Фридерику от сладкого сна, разобьёт ли её надежды? Сам грубой рукой закроет ли перед ней светлое будущее, к которому звал? Им овладевало смущение и нерешительность. «Я вернусь или не вернусь, — пишет он Зальцману из Зезенгейма в июне 1771 года, — Ненастье на дворе и в моём сердце. Злой ветер рвёт виноградные листья под моим окном, а душа моя мечется в растерянности, вроде флюгера на той колокольне». Как решиться покинуть эти края, бывшие свидетелями его счастья? И неужели им суждено стать также свидетелями его преступного забвения? И кругом, и у него на душе мрачно. Девочка теперь «больна от тоски». Чтобы рассеяться, он в Духов день до двух часов ночи танцевал со старшей сестрой у рейхсвогского бургомистра. Пусть Зальцман пришлёт ему скорее конфет и сладостей: уж очень невеселы теперь лица в доме зезенгеймского
На душе у него тяжело, нехорошо. Но он знает, что оставит Фридерику, уедет втихомолку, как вор. И трудно отделаться от душевной тяготы. Он тщетно старается развлечься тем, что раскрашивает экипаж пастора, украшает его букетами. Вянут розы его любви, и грызущим червём заползают в душу угрызения совести, раньше даже, чем он совершает роковую подлость.
Ещё месяц, и он уедет в Страсбург, решив уже не возвращаться. Его неумолимый гений не позволяет ему больше оставаться. «Не хотеть быть ничем, а хотеть стать всем».
Он догадывается, предчувствует, что его ждёт великое будущее и что ради этого надо приносить жертвы. Он должен идти прямо вперёд, не оглядываясь ни на свои ошибки, ни на принесённых в жертву. Ах, идиллия разбита! Но в глубине его трепещущей, опьянённой вдохновением души зарождается драма, которая, станет поэтической исповедью: «Фауст» — трагедия гения. Он изобразит там человека, странно похожего на него самого: это алхимик, жаждущий истины и радости. А в полумраке церковного портала, слегка напоминающего эльзасский собор, он покажет нежную покинутую девушку: у неё, как у Фридерики, трогательные голубые глаза и белокурые косы, и будут звать её Маргаритой.
Шестого августа 1771 года, так как факультет права отказывался принять диссертацию Гёте, признанную неправоверной, он довольствовался тем, что защищал её на звание не доктора, а лиценциата. Это был исход, с которым его отец неохотно мирился, но общество не было так щепетильно, и юный лиценциат любезно разрешал поздравлять себя со званием доктора. Обычай стал законом. А это для советника было самым важным. Легко догадаться, что церемония закончилась обильной трапезой с большим количеством рейнвейна. Гёте воспользовался последними неделями, чтобы проехаться в Верхний Эльзас. Его можно было встретить в весёлой компании в монастыре Мольсгеймского аббатства, на старой площади Кольмара, среди соснового леса Святой Оттилии. Он искал забвения.
А Фридерика была близка к смерти.
Глава IV
«СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРА»
По приезде во Франкфурт доктор Гёте 28 августа 1771 года был внесён в списки местных адвокатов. Он выступал на суде в течение нескольких недель по делам, которые разыскивал для него отец. Выступления Гёте, весьма поэтические по форме, отличались, впрочем, великолепным пренебрежением к формальностям. Но охота к выступлениям быстро пропала. Его опять потянуло к одиноким занятиям, к стихам, к переводу Оссиана, к чтению Шекспира и Гомера, к собиранию, по образцу Гердера, народных песен Нижнего Эльзаса, к работе над первой своей драмой «Гец фон Берлихинген с железной рукой».
И потом, его мучила мысль о покинутой. В каких только преступлениях он не обвинял себя! Маргарита, героиня франкфуртского романа, была отнята у него злобной судьбой. Катеринхен сама отошла от него. Но Фрид ерика? Для него не было оправдания! Он оказался изменником, он сыграл роль Вейслингена из «Геца фон Берлихингена».
Тогда, чтобы не думать, он утомлял себя прогулками по окрестностям, а когда пришла зима, пристрастился к катанию на коньках. Его часто встречали на горах и в долинах, пешком или на лошади, между Таунусом и Вейном на белых от снега тропинках. Благонамеренные горожане оглядывались на него с негодованием, особенно когда видели, как он галопом скачет по Франкфурту от одного подъёмного моста к другому и распевает странные песни, от которых он, казалось, пьянел. Но Гёте внимал лишь голосу природы и своего творческого духа. Он был «путником», «пилигримом», «гением», о которых он только что создал «Песнь грозы». Его невидимые спутники звались Шекспир и Пиндар [52] .
52
Пиндар (ок. 522 — ок. 442 до н. э.) — древнегреческий поэт, создатель хоровой лирики; из его многочисленных произведений сохранилось 45 победных од (эпиникиев) и более 300 фрагментов.
Порой он доезжал до Дармштадта. Там, в кругу заботливых поклонниц, он находил успокоение. Своими тонкими болезненными руками мадемуазель де Руссильон, фрейлина герцогини Цвейбрикенской, охлаждала его пылающий лоб. А что сказать о других подругах? Луиза фон Циглер, компаньонка ландграфини Гесс-Гамбургской, Каролина Флашлянд, невеста Гердера, — всё проповедовали культ чувствительности и предавались томной и приторной меланхолии. Сообща
53
Ричардсон Самюэл (1689—1761) — английский писатель, положивший начало семейно-бытовому роману: «Кларисса Гарлоу, или История молодой леди» (т. 1—7, 1748), «История сэра Чарльза Грандисона» (т. 1—7, 1754); образ Ловеласа из «Клариссы Гарлоу» стал нарицательным для обозначения распутного волокиты.
Как не поддаться такой нежности, таким материнским ласкам, когда человеку двадцать два года и у него разбитое сердце! Гёте пел с ними в унисон, а когда весна расковала ручейки, сопровождал их под сень Бессунгерского леса. Он вырезал свои инициалы на скале, посвящённой Психее, невесте Гердера, он посвящал им, всем трём, элегические поэмы. Он всей душой отдавался тончайшим узам нежной дружбы.
К счастью, он встретил в Дармштадте среди сентиментальных дам человека, странно не подходящего им. То был военный казначей и публицист Мерк. Высокий и худой, с острым носом, со стальными глазами, в подвижном взгляде которых было что-то напоминающее тигра, он обладал проницательным, острым и критическим умом. Но Гёте не пришлось страдать от насмешек друга, прозванного им Мефистофелем. В то время как Гердеру явно доставляло злую радость унижать Гёте, Мерк [54] восхищался его творческим вдохновением, бьющим ключом, его лёгкостью, всем тем, чего ему самому так недоставало. Он помогал Гёте, ободрял его, привлёк в число сотрудников своего журнала «Франкфуртские учёные известия». Адвокат принуждён был писать для публики, проверять корректурные листы. Мерк сделал из него литератора.
54
Мерк Иоганн Генрих (1741—1791) — секретарь тайной канцелярии при Дармштадтском дворе с 1767 г., литературный критик, писатель («История господина Огейма», 1778), публицист; покончил жизнь самоубийством; друг Гёте в 1771 — 1775 гг., имел прозвище Мефистофель.
Надворному советнику, однако, эта профессия не казалась достаточно почтенной. Он во что бы то ни стало решил сделать из сына юриста. С этой целью в середине мая 1772 года он пристроил его в качестве референдария на стаж в имперскую судебную палату в Вецларе.
Эта высшая судебная инстанция — нечто вроде кассационной палаты — была самым бесполезным учреждением, какое только можно было себе представить. И если бы советник решил укрепить в поэте скептическое отношение к судебной деятельности, лучшего способа он выбрать не мог. Это была какая-то форменная развалина, пустота которой плохо прикрывалась торжественными обрядами. Как призрак прошлого, возвышалась она на вершине Священной империи. Под прикрытием традиций здесь процветало взяточничество. Шестнадцать тысяч дел и процессов тщетно ждало рассмотрения. Мелкие германские властители посылали в разваливающуюся палату своих представителей, и вот уже несколько лет контрольная комиссия старалась ввести там более простой режим и как-нибудь вернуть к жизни эту одряхлевшую махину. Потому-то секретарь Бременского представительства, некий Кестнер [55] , причисленный к этой комиссии, принуждён был много возиться с делами. А так как он к тому же был очень медлителен и поздно кончал работу, то его очень редко видели в трактире «Принц-наследник».
55
Кестнер Иоганн Кристиан (род. в 1741 г.) — полномочный секретарь в имперской судебной палате в Вецларе; муж Шарлотты Буфф, друг Гёте с 1772 г.
В этом трактире столовался доктор Гёте. Хотя отец направил его к тётушке, советнице Ланге, он редко появлялся у старой, помешанной на этикете дамы. Можно ли было сердиться на то, что он предпочитает обедать вместе с атташе представительства? Ведь это создавало ему иллюзию третьей университетской жизни. С каким удовольствием направлялся он через переулки, куда никогда не проникало солнце, к трактиру, где стоял гул от споров и смеха! Обтоптанные крыльца, каменные лестницы, сморщенные фасады и позеленевшие шпили, черепичные крыши, похожие на серые капюшоны, две или три выбитые площади, там и сям колодцы под чугунными сводами — и на всём этом запах плесени, которую распространял между городскими стенами болотистый Лан. Нет, надо сознаться, этот городок малопривлекателен! Похоже на то, что он коробится, прячется от наступающей весны.