Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве
Шрифт:
Однако ему не удалось встретиться с английским королем Георгом, на союз с которым он так рассчитывал, – они разминулись в дороге. Пока он добирался до Вроцлава, ведя оживленную дипломатическую переписку, внешняя ситуация изменилась. Англия, Австрия и Польша отказались от антироссийских акций. Швеция и Орлик оказались в изоляции.
После ареста Герцика за Орликом с семьей была организована охота. Петр приказал поймать его во что бы то ни стало. Родственные связи с цесарским подданным, бароном Орликом, спасли гетмана. Барон взял его под свою защиту и препроводил в безопасное место. Жена и дети Орлика прятались по монастырям.
Между прочим, этот барон познакомил гетмана с Голштинским герцогом Карлом Фридрихом. Знакомство это в будущем Орлик использовал в своих дипломатических
Но преследования со стороны Петра не прекращались. Посол в Вене Ягужинский добился от цесаря запрета Орлику и его семье жить во владениях императора. Тогда он бежал в Польшу, но и там не чувствовал себя в безопасности.
Постоянно не хватало денег. Шведский король выплачивал ему ежегодную пенсию в тринадцать тысяч серебряных таляров. Но вскоре они были заменены на девальвированные бумажные ассигнации. Орлику временами приходилось даже закладывать свою булаву. Не на что было даже платить за образование сыновей. Это при том, что Мазепа в свое время одолжил Карлу XII шестьдесят тысяч таляров.
В начале 1721 года в финском городе Савонлинна был заключен Ништадтский мир между Россией и Швецией. Украинские вопросы не были в него включены.
Год был неудачным для Орлика. В мае умер его младший сын Яков. Именно в это время в июле 1721 года33, пытаясь с помощью голштинского герцога помириться с царем, гетман написал свое знаменитое письмо к Яворскому. От имени Петра ему предлагали амнистию с условием проживания в Украине. Но Орлик заявил, что не является подданным, а потому не нуждается в царском прощении. Его, несомненно, пугала судьба других «мазепинцев», и он не без основания опасался закончить свою жизнь в Сибири.
В конечном счете он решает покинуть негостеприимную Европу и уехать в Порту. У него еще были смутные надежды, связанные с находившимися на турецкой территории запорожцами, которых при благоприятном стечении обстоятельств когда-нибудь можно будет поднять на восстание. Жену и детей гетман оставил в Кракове и выехал с сыном Михаилом в Порту. Султан разрешил ему жить только в Салониках – подальше от Константинополя и российской границы – ввиду постоянных требований Петра о его выдаче.
Двенадцать лет, проведенных в Салониках, были непростыми для Орлика. Гетмана и его спутников не обошли стороной эпидемии (от одной из них умер его сын Михаил). Тем не менее он продолжал активную переписку с запорожцами, великим визирем, крымским ханом, молдавским господарем, английскими послами в Вене и Стамбуле. Его часто посещали украинские странники – монахи, купцы, невольники, он им по возможности помогал.
Дневник Орлика (который писался не для публикации) – это уникальная возможность узнать сокровенные чувства автора, в частности его отношение к церкви.
Во время путешествия из Швеции в Салоники Орлик долгое время проводил на территориях, где отсутствовали православные храмы. В Польше он регулярно посещал католические костелы, где «слушал службы» и проповеди. Весьма примечательный эпизод, случившийся с ним, описывает Орлик во время посещения знаменитого польского монастыря в Ченстохове. «На римский праздник в Великую пятницу я был у отца Дефинитора, хотел перед ним вылечить душу святой исповедью и открылся перед ним первым, кто я такой и какого веро исповедания. Когда он про это услышал, то не хотел меня исповедовать без ревокации34. После длительных дискуссий он обещал спросить про это отца настоятеля и принять его решения»35. Исповедоваться Орлику в Ченстохове так и не удалось.
Такая двойственность по отношению к католической церкви остается на протяжении всего дальнейшего путешествия. Четырнадцатого октября Орлик пишет: «четверг на день святого Христа по старому календарю… я не соблюдал надлежащий пост, что было плохим делом». И оправдывается: «Я это сделал не для нарушения завета, а потому что хотел скрыть себя и свое вероисповедание»36. Однако в День Успения Богородицы по старому календарю (!) Орлик исповедался и причастился в Краковском
Когда в апреле 1722 года он достиг Молдавии, то в первом же монастыре (как с радостью он отмечал в своем дневнике), встав в четыре утра, «исповедовался за мои грехи перед отцом игуменом, а потом был на утрене и службе Божей, приняв святейшее причастие тела и крови иисуса Христа»39.
Будучи выпускником Киево-Могилянской академии, Орлик, безусловно, великолепно разбирался в богословских вопросах. В своем дневнике он раскритиковал некоего ксендза, читавшего проповедь: «...он неуместно наполнил ее и испортил мешаниной разных фабул и историй». В Греции, в Серези, после богослужения были принесены мясо, кутья и горилка, и священник их благословил. Орлик удивился и сказал «одному священнику по-болгарски, что шестой Синод запрещает под клятвой приносить в церковь мясо и горилку на пожертвование, а только вино, ароматические благоухания, просвирки и свечи». Далее Орлик комментировал этот эпизод в своем дневнике: «...тут люди не принимают во внимание не только Синоды, но и веру христианскую не всегда сохраняют. Священники и сами пастыри митрополиты, архиепископы и епископы большие простаки и идиоты, которые не знают греческого языка, не знают перевода службы народным языком, что читают на слух и не понимают, что читают. Простые люди способны только перекреститься (и то не все). Когда мы спросили их, знают ли они молитву „Отче наш“, они ответили, что ее знать должны священники, а не они». Из этого Орлик сделал вывод: «Теперь я вижу и признаю, что из-за амбиций греческих иерархов, а именно патриархов, возникла схизма, из-за которой потом начались все несчастья в Греции. А хуже всего то, что греки так недоброжелательно относятся к римлянам (т. е. к римскому обряду. – Т. Т.), не считая их христианами, хотя сами слабо придерживаются христианства»40.
При этом Орлик продолжал исповедоваться у православных священников, но часто вступал с ними в богословские дискуссии. В частности, он спорил о таинстве евхаристии и о непорочном зачатии Богородицы: «так как греки про неземную жизнь придерживаются другого мнения», а «про Пресвятую Богородицу считают, что она зачата в первородном грехе»41). По поводу таинства евхаристии – теме, до сих пор весьма острой в православии – Орлик оставил в своем дневнике запись, в которой не соглашался с мнением священника, что «не словами Христа, а через действия священника, когда тот говорит: „Хлеб этот стань телом Твоим. Что в чаше, пусть станет кровью Твоей“» происходит таинство42. Таким образом, Орлик к концу жизни встал на позиции униатской церкви.
В самом этом выводе кроется страшный парадокс всей жизни гетмана, положившего себя на алтарь служению идеалу освобождения Украинского гетманства. Нарушение верности православию, стоявшее первым пунктом в им самим написанной Конституции, нарушение веры, ради которой боролись с поляками многие поколения украинских казаков! По-человечески такая метаморфоза, видимо, объясняется просто: проведя двенадцать тоскливых лет в Салониках, в изгнании, нужде и отчаянии, Орлик возненавидел окружавших его греков, а заодно и исповедуемую ими религию. Хотя и не известно, отдавал ли он сам себе в этом отчет.
После смерти Петра I в январе 1725 года Орлик опять стал надеяться на примирение с Россией. Но сведения, приходившие к нему из Петербурга, были очень обрывочными и неточными.
Затем Орлика несколько воодушевила женитьба в августе 1725 года французского короля Людовика XV на дочери шведского ставленника Станислава Лещинского. Взошедший на престол после смерти Екатерины I Петр II разрешил восстановить гетманство. В октябре 1727 года гетманом был единогласно избран Данило Апостол. Орлик встретил это известие с гневом и отчаянием, назвав Апостола «волохом-размазней»43.