Гетто

В этом районе города Славка никогда ещё не был — и никак не мог сообразить, где сейчас находится. Напрасно задремал в автобусе. Надо же было выскочить на чужой остановке! — да и автобус исчез непонятно как и неведомо куда, и остановки

Славка озирался, рассматривая, вроде бы, историческую застройку. Между невесть как оказавшейся тут ратушей, украшенной громадными часами, симпатичной кафешкой и обшарпанным доходным домом, утыканным нелепыми балкончиками, вдруг обнаружился скверик с видом на ультрасовременный торговый центр — словно выход в другое измерение. Повернувшись к скверику спиной, Славка увидел узенькую грязную улочку, мощённую булыжником, средневековую какую-то, старше города — но у него под ногами булыжник резко переходил в асфальт. В проёме между неожиданными хрущёвками на другой стороне перекрёстка темнели деревья; был ли там парк или что-то другое, Славка не знал.

И в этом странном месте проживала ещё более странная публика. Народу вокруг бродило не слишком много, и как-то особенно часто встречались фрики, одетые как ролевики или панки. Впрочем, Славке было неуютно по другой причине: буквально все встречные, неизвестно почему, окатывали Славку взглядами настолько недружелюбными, что он чувствовал себя нелегальным эмигрантом из горячей точки.

Однако, надо было как-то выбираться отсюда и ехать домой. Славка попытался обратиться к тому, кто казался самым безобидным в поле зрения — добродушной с виду пожилой даме в длинном платье викторианского стиля и шляпке над седыми буклями:

— Простите… — но дама не дала ему договорить.

— Как вам не стыдно, молодой человек! — выдала она вдруг с прочувствованной горечью. — Мало того, что вы имели бесстыдство сюда прийти, у вас хватает бестактности ещё и заговаривать со мной! Я не могу не поражаться падению нынешних нравов! Как можно оскорблять порядочных людей — да, жестоко оскорблять, распускать грязные слухи, выдумывать небылицы — а потом подходить на улице?! Это просто уму непостижимо! Полагаете, я не знаю, что вы говорили о моём жильце?

— Я? — поразился Славка. — Да я вас первый раз вижу!

— Зато я вас запомнила, молодой человек, — продолжала дама. — У вас грязное воображение, да-да.

Дама говорила громко и на них начали оглядываться. Несколько парней в очень достоверной форме вермахта времён Первой Мировой, которые мирно стояли и курили у дверей кафе, вдруг принялись пристально разглядывать Славку, а один из них, громила с пудовыми кулачищами, даже шагнул вперёд, набычившись и щуря злые глаза.

Потрясённый Славка от греха дёрнул прочь и ретировался в скверик. Там было спокойно и почти безлюдно, только интеллигентного вида мужчина в бархатном пиджаке наблюдал поверх газеты за стайкой болтающих подростков. Очевидно, его внимание привлекла очень хорошенькая девочка, медно-рыжая, тоненькая, в застиранной футболке и юбчонке, слишком узкой и короткой. Просто удивительно, что такая красотка делала в компании чудноватого вида пацанят — толстяка, дёрганого очкарика и заики, который пытался донести на весь сквер, что «кк-кровь сс-смывается хх-холодной водой».

Подростки не обратили на Славку внимания, зато мужчина взглянул с тенью любопытства.

— Не скажете, как пройти к метро? — спросил Славка вежливо.

Мужчина печально улыбнулся.

— Меня уже давно не удивляет склонность вашего сорта в известность играющих молодых людей к чудовищно пошлым забавам, но «Метро» находится далеко за пределами любых представлений о пошлости. К тому же там небезопасно в вашем, и без того щекотливом положении. Я хочу сказать, что в районе «Метро» вам будут избыточно рады, как чрезмерно обрадуются любому, занятому самоупоённым сетевым словоблудием. Это же гетто.

— Почему гетто? — удивился Славка, вспомнив парней в немецкой форме. — Что это за место вообще, я тут раньше не был!

— Что не может не удивлять, если сопоставить вашу интеллектуальную невинность с родом ваших занятий, — кивнул мужчина. — По вашему отчуждённому и безмятежному тону я заключаю, что вы и не были в этом городе дальше гетто. Впрочем, каждый, конечно, выбирает себе любимое обольщение или извращение, утопая в сладостных иллюзиях и воображая изысканные недостижимости — неотъемлемое право бездельника, ласкающего лишь пластмассу клавиш. У меня нет личной причины для неприязни. Вы ведь не знаете меня?

— Нет, конечно! — обрадовался понятному вопросу Славка, у которого от словесной мути, разводимой собеседником, зашёл ум за разум. — Я-то о вас ничего плохого не думаю!

Мужчина разочарованно посмотрел вслед уходящим из скверика детям.

— Ну, что ж, — сказал он рассеянно. — В таком случае советую вам держаться советской стороны.

— Как это? — удивился Славка. — И почему?

— Поставщики тюремных библиотек, разумеется, вряд могут тягаться с рождёнными на свободе в отношении затейливости прозы, — туманно пояснил мужчина, — зато их детища, скованные традиционной моралью, могут воздержаться хотя бы от убийства. Вот за немцев я не стал бы ручаться…

Славка взглянул в направлении его взгляда.

Компания немецких солдат вошла в сквер и решительно направлялась к беседующим. Славка с ужасом понял, что злость этих фашистов может не ограничиться мордобоем — один из них скинул с плеча винтовку со штыком.

Славка попятился.

— Куда же ты, подожди! — неожиданно крикнул по-русски симпатичный парень интеллигентно-арийского вида, но его тощий приятель с винтовкой злобно ухмыльнулся:

— Кровавая месть — как кровяная колбаса!

— Перевод Юрия Афонькина, — пренебрежительно повёл подбородком разговорчивый мужчина. — В оригинале это прозвучало бы значительно красочнее…

Славка не выдержал и бросился бежать. Он понял.

Фрицы бежали упруго и легко, и не мешали им ни винтовки, ни тяжеленные сапоги. Они нагоняли неумолимо, Славка подумал, что пропал, его сердце выпрыгивало в горло, пот заливал глаза, а ноги подгибались — но вдруг кончился асфальт под ногами, и Славка чуть не растянулся на булыжниковой мостовой.