Гея (1988)
Шрифт:
Опять дернулась обсадная колонна — вверх, вниз, и еще рывок, и еще, без определенного ритма. Палуба заходила под ногами, по ней с грохотом перекатывались обрезки труб.
— Берегите ноги! — крикнул Кравцов. — Крепите все, что можно!
Из жилых помещений выбегали монтажники отдыхавших бригад. Уилл и Кравцов бросились в каюту телеприемника. Там Брамулья сидел, чуть ли не уперев нос в экран, а рядом стояли Штамм и Али-Овсад.
— Обсадная труба скачет! — выпалил Кравцов, переводя дух.
— Я предупреждал, — ответил Штамм. — Смотрите, что
На экране телеприемника передвигалось и сыпалось что-то серое. Изображение исчезло, потом возникла мрачноватая картина пустынного и неровного океанского дна — и снова все задвигалось на экране. Видимо, телекамера медленно крутилась там, в глубине.
Теперь Кравцов разглядел: над грунтом высилась гора обломков, она шевелилась, росла и опадала, по ее склонам скатывались камни — не быстро, как на суше, а плавно, как бы нехотя.
Штамм слегка повернул рукоятку. Экран замутился, а потом вдруг резко проступила в левом верхнем углу труба…
— Tubo de entubaction! [20] — воскликнул Брамулья.
Труба на экране выглядела соломинкой. Она качнулась, под ней вспучилась груда обломков, опять все замутилось, и тут же плот тряхнуло так, что Брамулья упал со стула.
Кравцов помог ему подняться.
— Мадонна… Сант-Яго… — пробормотал чилиец, отдуваясь.
— Я предупреждал, — раздался голос Штамма. — Искусственная обсадка выбрасывается из скважины вместе с породой, нижний конец обсадной колонны танцует на горе обломков. Неизвестно, что будет дальше. Надо срочно эвакуировать плот.
20
Обсадная труба (исп.)
— Нет, — сказал Уилл. — Надо поднимать обсадную колонну на крюке. Как можно быстрее.
— Правильно, — поддержал Кравцов. — Тогда она перестанет плясать.
— Это опасно! — запротестовал Штамм. — Я не могу дать согласия…
— Опасно, когда человек неосторожный, — сказал Али-Овсад. — Я сам смотреть буду.
Все взглянули на Брамулью.
— Поднимайте колонну, — сказал чилиец. — Поднимайте и режьте. Только поскорее, ради всех святых…
Плот трясло, как в лихорадке.
Али-Овсад встал у пульта главного двигателя, крюк пошел вверх, вытягивая обсадную колонну. Поскрипывали тросы, гудело голубое пламя.
— Давай, давай! — покрикивал Али-Овсад, зорко следя за подъемом. — Мало осталось!
Отрезанные куски трубы рушились на мостки. И вскоре, когда колонна была достаточно высоко поднята над грунтом, тряска на плоту прекратилась.
А потом — над океаном уже сияло синее утро — из скважины полезли бурильные трубы, выталкиваемые загадочной силой. Плазменный резак не действовал, как и прежде, газовый резал медленно. Но теперь можно было установить горелку на автомат круговой резки. Автомат полз вверх на одной скорости с трубой, режущая головка шла по кольцевой направляющей вокруг трубы. Закончив рез, автомат съезжал вниз и снова полз рядом с трубой…
Но скорость самоподъема росла и росла, автомат уже не поспевал, резы получались косые, по винтовой линии. Пришлось остановить автомат и резать вручную, сидя в люльке, подвешенной к крюку вспомогательного подъемника.
Газорезчики часто сменялись, их изматывал бешеный темп работы, да и дни стояли жаркие. Транспорт с трюмами, набитыми трубами, ушел, но палуба вокруг буровой уже снова была завалена обрезками труб.
На всю жизнь запомнились людям эти дни, заполненные раскаленным солнцем, сумасшедшей работой, влажными испарениями океана, и эти ночи в свете прожекторов, в голубых вспышках газового пламени.
На всю жизнь запомнился хриплый голос Али-Овсада — боевой клич:
— Давай, давай, мало осталось!
12
Гидросамолет прилетел на рассвете. С немалым трудом переправили на плот ящики с фотоквантовой установкой ФКН-6А.
Кравцов полистал инструкцию. Да, установка была ему знакома, она проста в употреблении, но, кажется, пускать ее в ход уже поздно…
Двести метров бурильных труб осталось в скважине. Сто пятьдесят…
Али-Овсад велел снять люльку: опасно висеть наверху, когда лезут последние трубы.
Сто двадцать… Восемьдесят…
Восток полыхал красным рассветным огнем, но никто не замечал этого, плот по-прежнему был залит резким белым светом прожекторов. Рабочие всех четырех бригад заканчивали расчистку прохода от обрезков труб. Это Брамулья так распорядился: возле буровой дежурил открытый «газик», чтобы, в случае опасности, вахтенные газорезчики могли быстро отъехать к краю плота.
Теперь у скважины остались четверо: два газорезчика, Кравцов и Али-Овсад.
Шестьдесят метров…
Плот вздрогнул. Будто снизу поддели его плечом и встряхнули.
— Тушить резаки! В машину! — скомандовал Кравцов.
Он повел машину по проходу к краю плота и затормозил возле навеса, и тут тряхнуло снова. Кравцов и остальные выпрыгнули из машины, лица у всех были серые. В середине плота загрохотало, заскрежетало. Последние трубы, поднявшись почти до кронблока, рухнули, в общем грохоте казалось, что они падали бесшумно.
Что-то кричал Брамулья, схватив Уилла за руку, а Штамм стоял рядом в своем пиджаке, неподвижный, как памятник.
Грохот немного стих. Несколько мгновений напряженного ожидания — и все увидели, как ротор, сорванный с фундаментной рамы, приподнялся и сполз вбок. Треск! Толстенная стальная рама лопнула, рваные концы балок отогнулись кверху. Вспучилась палуба под вышкой. Повалил пар, повеяло жаром.
В разодранном устье скважины показалось нечто черное, закругленное. Черный купол рос, взламывая настил. Вырос в полусферу… Еще несколько минут — и стало ясно, что внутри вышки поднимается толстый цилиндрический столб, закругленный сверху.