Гея (1988)
Шрифт:
Кравцов смотрел на него остановившимся взглядом. Время шло незаметно. Черный столб уперся верхушкой в кронблок вышки. Со звоном лопнули ее длинные ноги у основания.
Али-Овсад вдруг сорвался с места, пошел к вышке. Кравцов кинулся за ним, схватил за плечи, потянул назад.
— Вышку сорвало! — заорал Али-Овсад. И вдруг, поняв бессмысленность своего невольного движения, горестно махнул рукой.
Черный столб полз и полз вверх, унося на себе, как детскую игрушку, стопятидесятиметровую вышку.
13
Теперь
Люди на плоту оправились после первого потрясения. Толстяк Брамулья быстро прошествовал в радиорубку. Кравцов подошел к Уиллу, спросил отрывисто:
— Попробуем резать?
Уилл, прислонясь спиной к бортовому ограждению, смотрел на столб в сильный бинокль.
— Будь я проклят, — сказал он, — будь я проклят, если его можно перерезать. — Он протянул бинокль Кравцову.
Столб имел в диаметре метров пятнадцать. Его черная поверхность матово поблескивала в свете прожекторов. Из каких глубин вымахнул этот столб, покрытый стекловидной коркой оплавленных минералов? Из какого вещества он состоит?
— Надо что-то делать, — сказал Кравцов. — Если он будет так быстро расти, он не выдержит своей тяжести, обломится, и наш плот…
— Наш плот! — проворчал Уилл. — Не валяйте дурака, парень. Брамулья связался с президиумом МГГ, международные бухгалтеры уже списывают наш плот к чертовой матери.
— Почему это я валяю дурака? — Кравцов насупился.
— Не знаю, почему. Вы что, не понимаете? Плот — чепуха. Грозит опасность побольше.
— Что вы имеете в виду?
Уилл не ответил. Он повернулся и пошел в радиорубку.
— Я могу вообще с вами не разговаривать! — запальчиво крикнул Кравцов ему вслед.
Дохнуло жаром. Кравцов расстегнул мокрую рубашку. Изумленно смотрел он на бегущую тускло-черную поверхность. «Ну и пусть! — думал он. — Пусть они что хотят, то и делают. В конце концов, это не мое дело. Моя специальность
— бурение скважин. Черт, он уже до неба достает. Не выдержит собственной тяжести, рухнет же… Ну и пусть… Мне-то что… Я не ученый, я инженер, мое дело бурить, а не…»
Али-Овсад, стоявший рядом, взял бинокль у него из рук и посмотрел на столб.
— Наверно, он железный, — сказал Али-Овсад. — Надо его резать. Наверно, хорошая сталь — зачем пропадает? Резать надо. Иди спроси Брамульяна.
— Кого, кого?
— Ты что, Брамульяна не знаешь?
Из радиорубки вышли Штамм и Брамулья. Австрийский геолог вытирал платком лицо и шею, он позволил себе расстегнуть пиджак на одну пуговицу. Уилл говорил ему что-то, австриец упрямо мотал головой, не соглашался.
Кравцов подошел к ним и, прервав разговор, сказал самым официальным тоном, на какой только был способен:
— Господин Брамулья, я считаю необходимым немедленно начать резать столб.
Чилиец повернул к нему потное рыхлое лицо, глаза у него были, как две черные сливы.
— Чем? — выкрикнул он. — Чем, я спрашиваю, вы будете резать? Если плазменный резак не берет даже трубы…
— ФКН срежет его как бритвой, — сказал Кравцов. — Я готов немедленно приступить к…
— Он готов приступить! Вы слышали. Штамм? Он готов полезть в это дьявольское пекло! Я не разрешаю приближаться к столбу!
— Господин Кравцов, — ровным голосом сказал Штамм, — пока не будет выяснена природа явления, мы не имеем права рисковать…
— Но для выяснения природы явления надо хотя бы иметь образец вещества, не так ли?
Зной становился нестерпимым, палуба вибрировала под ногами, у Брамульи дрожал тройной подбородок. Бурильщики из всех четырех бригад жались к бортовому ограждению, не слышно было обычных шуток и смеха, многие прислушивались к разговору геологов и инженеров.
— У меня раскалывается голова! Я не могу держать людей здесь, на плоту. Я не знаю, что будет дальше! — Брамулья говорил беспрерывно, так ему было немного легче. — Мадонна, где «Фукуока-мару»? Почему эти японцы вечно запаздывают? Почему все должно было свалиться на голову Мигеля Брамульи!
— Он свалится, — резко сказал Кравцов. — Он обязательно свалится на вашу голову, сеньор Брамулья, если вы будете причитать вместо того, чтобы действовать.
— Что вы от меня хотите? — закричал Брамулья, выкатывая глаза из орбит.
— У нас есть жаростойкие костюмы. Разрешите мне…
— Не разрешаю!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
Тут подошел долговязый Джим Паркинсон, голый по пояс. Он притронулся кончиком пальца к целлулоидному козырьку.
— Сэр, — сказал он Кравцову, — я хотел, чтобы вы знали. Если вам разрешат резать эту чертову свечку, то я к вашим услугам.
Рослый румын выдвинулся из-за плеча Джима, гулко кашлянул и сказал на ломаном русском, что и он готов и его ребята тоже.
— Они все посходили с ума! — вскричал Брамулья. — Штамм, что вы скажете им в ответ?
— Я скажу, что элементарные правила безопасности требуют соблюдать крайнюю осторожность. — Штамм отстегнул еще одну пуговицу.
— А вы, Макферсон? Почему вы молчите, ради всех святых?!
— Можно попробовать, — сказал Уилл, глядя в сторону. — Может быть, удастся отхватить кусочек для анализа.
— А кто будет отвечать, если…
— Насколько я понимаю, вы их не посылаете, Брамулья. Они вызвались добровольно.
И Брамулья сдался.
— Попробуйте, сеньор Кравцов, — сказал он, страдальчески вздернув брови. — Попробуйте. Только, умоляю вас, будьте осторожны.
— Я буду крайне осторожен. — Кравцов, повеселев, зашагал к складу.
За ним увязался Али-Овсад.
— Ай балам [21] , куда бежишь?
— Буду резать столб!
— Я с тобой.
21
Сыночек (азерб.)