Гейша
Шрифт:
В ожидании ответа он пообедал в ресторане «Монастырское подворье» и часок погулял по городу, любуясь местными красотами и красотками. Как первые, так и вторые радовали глаз.
И откуда, думал Савицкий, берутся в провинции такие ядреные девицы с точеными талиями, от ушей растущими ногами и круглыми попками? А еще жалуются, будто генофонд нации теряется. Жаль только, что все эти точеные девицы, прогуливающиеся с задумчивым видом по площади мимо фонтанов, повыходят через год-другой замуж, нарожают детей, растолстеют или, наоборот, усохнут в вечных заботах
Грязнов прислал лаконичный ответ:
«Арзамас-16,
Владимиру Савицкому
Власенков-Косой прописан в Подмосковье, пос. Зверево. Под наблюдение взят. Местопребывание 5–6 сего месяца выясняю.
Под строчками сообщения находились два не-качественных изображения Власенкова-Косого, полученные путем ксерокопирования с фотографий из его старого уголовного дела. Косой был изображен анфас и в профиль. Перед тем как фотографировать, его остригли и одели в тюремную робу с номерком. Савицкий посмотрел на изображения и вздохнул…
М-да! Кто не знает, тот отдыхает, это точно… Но за неимением лучшего…
Через двадцать минут он снова был в больнице и разговаривал с заведующей реанимационным отделением.
– Этот был у Мухтолова?
– Да, – удивленно рассматривая некачественную копию фотографии, ответила врач. – Да, это он, его брат. А что, он уголовник?
Савицкий кивнул.
– Боже мой! – всплеснула врач руками. – А ведь такой мужчина! Никогда бы не подумала. Вы его ищете?
– Когда он здесь был?
– Последний раз? Кажется, еще позавчера вечером был. Зашел к Мухтолову в палату, поговорили они, и он уехал с друзьями на машине.
– Так он не один приходил?
– С ним двое еще были, но они сюда не приходили, в основном в машине сидели. Хотя… Да! Один из них кровь свою сдал для этого, самоубийцы.
– Подготовьте мне пока его паспортные данные, – попросил Савицкий. – У вас ведь наверняка остались, раз он донором был?
– Хорошо, сейчас. А вы?..
– А я зайду к вашему самоубийце в палату. Не возражаете, если я с ним поговорю с глазу на глаз?
– Нет, но… он немного не в себе, не забывайте.
– Что, он до сих пор связан?
Зав отделением кивнула.
– Не волнуйтесь, я знаю, что делать, – заверил ее Савицкий.
Мухтолов лежал неподвижно на высокой «функциональной» кровати, спеленатый по рукам и ногам, похожий на мумию. Лицо его покрывала трехдневная темная щетина. Взгляд блуждал по стенам палаты. Губы шевелились – связанный тихо бормотал что-то себе под нос.
Савицкий подошел поближе. Сел на табурет, стоящий рядом с кроватью. Самоубийца тревожно посмотрел на вошедшего незнакомца. Губы его зашевелились быстрее.
– Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать миллионов, тридцать один, – торопливо считал он, с тревогой глядя на Савицкого.
– Добрый день. Считаете баранов? – любезно улыбнулся Савицкий.
Мухтолов не отвечал.
– Я старший следователь Генеральной прокуратуры, – представился Савицкий, разворачивая перед носом самоубийцы служебное удостоверение. – Зовут меня Владимир Николаевич Савицкий. А вас, кажется, зовут Никита, не так ли?
– Сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять, – бормотал Мухтолов, глядя то на книжечку в красной обложке, то на следователя.
«Правда свихнулся или косит?» – подумал Савицкий, глядя на самоубийцу.
– Вы помните, из-за чего хотели покончить с собой?.. Не бойтесь. С вами ничего плохого не произойдет. Ваш цилиндр мы нашли. С ним тоже все в порядке, никакой опасности для людей он теперь не представляет.
Мухтолов запнулся, сбился со счета и умолк.
– Мы знаем, кто толкнул вас на этот поступок, можете не опасаться мести с его стороны. Все кончено, – вдохновенно соврал Савицкий.
Он понял, что его хитрость сработала. В глазах самоубийцы блеснул лучик.
– Ваша семья и вы в полной безопасности. Этот человек уже задержан и дает показания.
Савицкий достал из кармана листок с факсом Грязнова и, сложив его так, чтобы был виден только портрет Косого, показал листок Мухтолову.
– Он был у вас в больнице?
– Да, – хриплым голосом прошептал самоубийца.
– Он угрожал вам?
– Нет.
– Чего он хотел?
– Чтобы я сказал, где уран, – едва слышным шепотом признался Мухтолов.
– И вы сказали?
– Да.
– Что потеряли его?
– Да, потерял.
– Или забыли в вытрезвителе?
Лицо самоубийцы исказила гримаса раскаяния и отвращения к самому себе.
– Не бойтесь, все в порядке. Мы нашли цилиндр. Сейчас он в безопасном месте. Вы везли уран ему? – Савицкий хрустнул листом факса.
– Не знаю.
– Не бойтесь, можете говорить все. Я лишь проверяю показания этого человека, – напомнил Савицкий.
– Правда не знаю. Я должен был оставить сумку с ураном в автоматической камере хранения на Казанском вокзале. Я не знаю, кто должен был забрать. Меня попросили… точнее, почти приказали… то есть не приказали прямо, но принудили, фактически заставили, но… но за деньги, – вымученно признался Мухтолов. – Что со мной теперь будет? – дрогнувшим голосом спросил он после короткого молчания.
– Лечитесь. Выздоравливайте. Становитесь на ноги. Семья у вас есть? Жена? Им сообщили, что вы в больнице?
По небритому, осунувшемуся лицу самоубийцы покатились слезы. Он хотел было вытереть мокрую дорожку, прочерченную слезой от глаза до уха, но его руки были примотаны бинтами за кисти к краям кровати.
– Скажите им, чтобы развязали меня, – попросил он. – Хватит меня связанным держать! Эй! Развяжите меня! Развяжите меня! Развяжите меня! – неожиданно заорал он во весь голос. – Слышите, суки? Развяжите меня! Всех поубиваю!