Ги де Мопассан
Шрифт:
Зато Ги взъярился не на шутку, когда увидел, что юмористический журнал «Черный кот» («Le Chat Noir») поставил на обложку его имя в качестве «главного администратора». По правде говоря, это был всего лишь розыгрыш, из тех, что частенько позволяла себе редакция. Но в узком кругу людей пера прошел слушок, что Мопассан продал свое имя «Черному коту» за сорок франков. Это переходило всякие границы! Ослепленный гневом, Ги пишет секретарю редакции мосье Эдмону Дешому: «Эта дурного тона шутка заставляет меня выразить вам свое негодование, ибо такое отношение лишено всяких признаков учтивости с вашей стороны». И далее: «Предупреждаю вас, что это письмо было написано и сдано на почту в присутствии свидетелей и что мною приняты необходимые меры для того, чтобы пришел и мой черед посмеяться над результатами усвоенного в отношении меня поведения» (письмо от 16 февраля 1883 г.). Но, слава богу, дело было быстро улажено, и теперь уже сам Мопассан просил прощения: «Я очень огорчен тем, что обидел вас… Мне очень досадно, что я ошибся и адресовал вам это раздраженное письмо, которое… должно было удивить и оскорбить вас» (вторая половина февраля 1883 г.).
И то сказать, в эту пору Ги пребывал в состоянии тревоги и был особенно раним – он напряженно ожидал выхода в свет у Авара своего первого романа «Жизнь». Он вынашивал эту историю еще с 1877 года и, когда поведал о ней Флоберу, услышал: «О да, это великолепно! Вот настоящий роман, вот идея!» Несмотря на одобрение мастера, разродиться
Публикуя «Жизнь», Мопассан заявил, что потревожит немало буржуазных сознаний. Но ему горя было мало. Он даже радовался ожидаемой сумятице. Между тем отзывы прессы с самого начала оказались благоприятными. Поль Алексис провозгласил со страниц «Пробуждения» («Le R'eveil»): «Все женщины, в большей или меньшей степени, увидят себя Жанной, станут отыскивать в ней собственные эмоции и особенно преисполнятся нежностью… Пышущий здоровьем горячий стиль, играющая мускулами и апломбом фраза – все это я нахожу у Ги де Мопассана». Между тем иные критики ставили автору в упрек пессимизм и «натуралистическую эстетику». Хроникер из газеты «Тан» восклицает: «Каковыми бы достоинствами ни обладала „Жизнь“, мосье де Мопассан стоит выше этого своего произведения. Почему его полотно столь яростно покрылось черными тонами? Именно пессимизм воспрепятствовал обновлению Флобера, именно он сокрушил мосье Золя до психологической беспомощности». На эту обидную ремарку отвечает Филипп Жиль с полос газеты «Фигаро»: «Не знаю, на какую вершину вознесет мнение публики успех этого романа, в котором не стоит сомневаться; но что могу сказать с уверенностью, так это то… что его автор сделал большой шаг и оказался на позиции достаточно возвышенной, чтобы его личность можно было четко различить. Мосье Ги де Мопассан, начинавший как ученик Золя, закончил школу».
И вот уже клиенты устремились в книжные магазины, чтобы заполучить горячую новинку от Ги де Мопассана. 25 тысяч экземпляров разошлись в рекордный срок. Тем не менее управление книготорговли «Ашетт», в ведении которого находились все станционные книжные киоски, запретил продажу в означенных торговых точках такой непристойной вещи. «Чиновник, на коего возложен надзор за моральностью книг, которые читают в залах ожидания, нашел мою книжицу непристойной, – пишет Мопассан Золя. – Ну не идиот?» По поводу этого «железнодорожного скандала» «La Jeune France» («Молодая Франция») тиснула 1 мая 1883 года такие вот хлесткие стишки:
Никогда еще такого не бывало!Под угрозой целомудренность вокзалов…Но не в том опасность гибельная скрыта,Что разбиты рельсы или насыпь срыта.«Если рельсы целы, – спросишь ты, мечтатель, —Так чего же опасаться нам, приятель?»Опасайся «Жизни» – нового романаДерзкого писателя Ги де Мопассана!Ханжеская история сделалась предметом зубоскальства в литературных кругах. Контора «Ашетт», поняв, что зашла слишком далеко, отступилась от своего решения; «Жизнь» появилась в продаже и в подконтрольных этой благонамеренной фирме книжных киосках. По этому поводу Лоран Таилад пустил вот какой забавный куплетец:
Бурже, Мопассана, ЛотиВ вокзальных киосках нетрудно найти —Их там продают, как жаркое!Через несколько недель после шумного выхода в свет «Жизни» воистину неистощимый Мопассан публикует «Рассказы вальдшнепа». Несмотря на разнообразие сюжетов, которых он касается в этом сборнике, главное, что их объединяет, – нормандский колорит. Вот как он сам характеризует свое творение в статье, предназначенной в качестве рекламы для владельцев книжных магазинов: «Что особенно отличает это последнее сочинение автора „Заведения Телье“ и „Жизни“, так это веселость и забавная ирония. Первый рассказ в этой книге – „Эта свинья Морен“ – достоин был бы занять место рядом с „Пышкой“. Новеллы, которые следуют за ним, являют собою все самые различные образчики насмешливого юмора писателя. Только две-три из них привносят в ансамбль драматическую ноту». Эта «мольба» адресована издателям Рувейру и Блонду. Триумф, как водится, не заставил себя ждать. Но Мопассан уже засел за другие новеллы и хроники. В этом году он опубликует их около семидесяти. Среди этих текстов – предисловия к «Тем, кто осмеливаются» Рене Майзеруа, «Девушке для девушки» Жюля Герена и «Стрелкам из пистолета» барона де Во и некрологи памяти Ивана Тургенева, скончавшегося в Буживале 3 сентября 1883 года. «Он был невероятно наивен, этот гениальный романист, странствовавший по свету, знавший всех великих людей своего столетия, прочитал все, что только мог прочитать человек,
По правде говоря, Ги был несколько удивлен, что его специфически французские книги обрели такой успех на родине Тургенева и Толстого. Как нам представляется, объяснение этому явлению следует искать в особом характере гения автора. Русские читатели превыше всего ценят в рассказчике естественность, правду и живую теплоту повествования. Зато не питают доверия к слишком витиеватым, слишком мудреным сочинениям, которые, может быть, и дают пищу для ума, но нисколько не трогают сердце. Они более жаждут испытать волнение, нежели предаться интеллектуальной игре. Мопассан, наименее склонный к мудрствованию среди французских писателей, говорит с ними простым и веселым языком. Читая его, они не размышляют, не возвышаются до философских размышлений, но чувствуют магию земли, магию плоти, и эта глубокая сопричастность вызывает их сочувствие и восхищение.
Продажи за границей укрепили в Мопассане мысль, что его творчество приобрело международное значение. Денежки текли сразу из многих источников, и благодаря этому он получил возможность оказывать большую помощь матери – этой неисправимой мотовке явно недоставало тех пяти тысяч франков дохода, которыми она располагала; вялому и бесхарактерному брату Эрве, который тщетно пытался найти занятие себе по душе; наконец, приятелям, не столь удачливым, как он. Но ему хотелось повысить и свое качество жизни, в частности, обзавестись камердинером. 1 ноября 1883 года. Мопассан принял у себя кандидата на столь почетную должность – бельгийца Франсуа Тассара, которого рекомендовал ему портной. Это был молодой человек приятной наружности, с открытым лицом, плоскими бакенбардами и значительным достоинством в поведении. Когда писатель стал настаивать на том, чтобы камердинер облачился в ливрею, тот отказался. Мопассан поначалу заколебался, стоит ли брать такого упрямца на службу, но тот напомнил ему, что несколько лет назад ему случилось прислуживать Флоберу в доме одних знакомых по улице Мурильо, и даже уточнил, что хозяйка дома повелела ему подносить этому высокому гостю блюда прежде, чем дамам. Взволнованный этой подробностью, Ги отступился от своего требования о ливрее и тут же, не сходя с места, пригласил Тассара на службу. И не пожалел о том. С самого первого дня Франсуа Тассар выказывал своему хозяину бесконечную преданность – лелеял его, заботился о нем, удерживал в памяти его самые незначительные слова. Он преклонялся перед своим хозяином и отнюдь не был случайным свидетелем жизни великого писателя. [53] Правда, ему не очень-то понравилась та перевернутая рыбачья шхуна, в которой для него было оборудовано жилище. «Острый запах, аромат елки и гудрона, подступал к горлу, – писал он. – Моя комната была похожа на огромный гроб, подновленный для большого путешествия. Я лежал, но спать не мог… На следующий день мой хозяин спросил меня, уютно ли мне было в этой посудине. Я поблагодарил его за внимание. Он рассказал мне, каких трудов ему стоило заполучить ее – на эту калошу претендовали все окрестные виллы, чтобы устроить в ней комнаты для друзей».
53
Франсуа Тассар оставался на службе у Мопассана до самой его смерти и написал с помощью журналиста два тома воспоминаний о своем хозяине. Первый – «Воспоминания о Ги де Мопассане, написанные его камердинером Франсуа» – вышел в свет в 1911 г.; второй – «Новые воспоминания» – в 1962-м. Сам Франсуа Тассар скончался в январе 1949 года в Рубе, на 83-м году жизни. (Прим. авт.)
С первыми холодами Мопассан и Тассар вернулись в Париж. В городе Ги возвратился к привычной жизни – работе и выходам в свет. Следует думать, он время от времени встречался с отцом, но теперь он испытывал к нему лишь неясное чувство нежности и сострадание, окрашенное оттенком презрения. Бойкий Гюстав неплохо зарабатывает на жизнь в конторе Штольца. В часы досуга занимается живописью, выписывая по преимуществу пейзажи и даже выставляясь от случая к случаю в Салоне французских художников. Тем не менее жалуется на жизнь и считает, что старший сын совсем забросил его. «Увы! У моего бедного Ги совсем нет чувства семьи! – скажет он. – Помимо матери, имевшей на него безмерное влияние, семья мало что значила для него». Точно так же Ги мало интересуется своим братом Эрве, которого считает пустоцветом. Истинные услады молодой модный романист ищет вне круга своих ближних. Искусственная атмосфера салонов становится для него ненавистным, но незаменимым наркотиком. Светские женщины, комплименты которых он ценит, притягивают и раздражают его. «Что правда, то правда, они обладают разумом, но – разумом шаблонным, подобным рисовому пирогу с кремом. Разумом своим они обязаны образованию, полученному в Сакре-Кёр. [54] Постоянно все те же фразы из одних и тех же слов. Это – рис. Затем к ним добавляются банальности, почерпнутые в свете. Это – крем». (Процитировано Франсуа Тассаром. – Прим. авт.)
54
Речь идет о женском монашеском ордене «Сердце Иисусово» – Сакре-Кёр; монахини общины Сакре-Кёр владели множеством пансионов, где воспитывались барышни из дворянских и буржуазных кругов. (Прим. пер.)
С этими «говорящими куклами» Ги держится по большей части молчаливо, натянуто и без доверия. Ему недостает мысли на каждую остроту отвечать остротой. И он постоянно испытывает боязнь, как бы над ним не стали смеяться. «Рассматривая его вблизи, я нахожу, что он очень похож на своих крестьян, – замечает Жорж де Порто-Риш. – Он мне кажется, подобно им, разом мизантропом – и балагуром, терпеливым – и себе на уме, мечтательным, вопреки самому себе, – и распутным…» И далее: «Постоянная забота Ги де Мопассана – как бы не оказаться одураченным… Он ходит с револьвером наготове… Женщины доискиваются его, льстят ему… Все же у Ги де Мопассана не защемит сердце. Иные эмоции не в его власти; он немощен с точки зрения морали». Тэн называет Мопассана «печальным быком». А Гонкур видит в нем «образ и тип молодого нормандского барышника (maquignon)». Разочаровавшись в светских женщинах, он столь же разочаровывается и в собратьях по перу. Писательские попойки его более не забавляют. Он зевает у Золя, у Гонкуров, в ресторане, в кафе; даже работа порою кажется ему никчемной. «Две трети своего времени провожу, скучая безмерно, – пишет он Марии Башкирцевой в апреле 1884 года. – Последнюю треть заполняю тем, что пишу строки, которые продаю возможно дороже, приходя в то же время в отчаяние от необходимости заниматься этим ужасным ремеслом… Я не способен любить по-настоящему свое искусство… Я не могу заставить себя не презирать мысль, поскольку она ничтожна, и форму, поскольку она несовершенна». И признается: «Я – промышленник от словесности» (Je suis un industriel des lettres).