Гианэя (изд.1971г.)
Шрифт:
Работа передатчика корабля Вересова ни о чем не свидетельствовала, ведь это был автомат, он мог работать даже в том случае, если на борту не осталось ни одного живого человека.
С момента аварии Марина ни на мгновение не забывала о том, что прошло почти семь лет. Очень многое могло случиться за это время.
Как ни странно на первый взгляд, на Земле не только поняли, что именно произошло на корабле, но и правильно догадались о роли бывших хозяев звездолета. Пример лунной базы помог прийти к этому выводу. Разумеется, все это было только
— а вдруг это не все! А что, если «Мозг» имел еще и другую задачу?
Стоун знал о ее мыслях и пытался доказать, что никакого вреда людям «Мозг навигации» причинить не мог, но успеха не добился. Марина продолжала тревожиться. И по мере приближения к цели все сильнее.
Ей казалось, что если она увидит звездолет своими глазами, в объективе телескопа, внутренний голос подскажет, находятся ли в нем живые люди или нет.
Это было наивно, но упорно держалось в ней, вопреки разуму.
Она знала, что никакие внешние признаки не могут подсказать ничего, иллюминаторов на корабле не было, а если бы и были, их освещенность ни о чем не говорила бы, так же как и работа передатчика.
Но она помнила, как месяца три назад кто-то высказал соображение, что Вересов и его помощники знают тот минимальный срок, который необходим для организации спасательных работ и после которого можно ожидать приближения земных космолетов. А раз так, они должны догадаться включить прожекторы, суммарный свет которых даст возможность заметить корабль на расстоянии, недоступном для визуального наблюдения его самого. Мощность прожекторов велика, а экономить энергию Вересову ни к чему, его корабль все равно обречен на гибель.
Марина не сомневалась, что Вересов поступит именно так.
Скорее бы увидеть хоть это! Ведь прожекторы не могли гореть все семь лет! Их свет — доказательство жизни!..
На обсерватории находился один Синицын. Он сидел, наклонившись над экраном телескопа, пристально всматриваясь в его матовую поверхность, и не услышал шагов, пока Марина не подошла вплотную. Тогда он поднял голову и посмотрел на нее. — Видимо, все-таки показалось, — сказал он.
— Что показалось, Серенький?
«Серенький», или «Серый», было шутливым прозвищем, которым иногда называли Сергея Синицына самые близкие ему люди.
— Показалось, что очень далеко мелькнул огонек.
— Прожектора? — у Марины перехватило дыхание.
— Прожекторов! — поправил Сергей. — Один не может быть виден на таком расстоянии. Но, увы, мне только показалось.
— Ты в этом уверен?
— В чем? В том, что показалось? Нет, не уверен. Ведь они могут включать их периодически. И это более рационально. Неподвижный свет труднее заметить на фоне звезд. Я хотел сказать — постоянный.
— Так смотри же! Смотри!
— Я и так смотрю уже два часа, не меньше.
Он снова склонился к экрану.
Она знала его слишком хорошо, чтобы не заметить: астроном чем-то встревожен. И не потому, что замеченный им огонек больше не появлялся, это было легко объяснимо. Существовала другая причина и, видимо, достаточно серьезная.
Он что-то бормотал, но что именно, Марина не могла разобрать.
И вдруг Сергей резко подался вперед.
— Вот опять! Видишь? Он показал пальцем в левый верхний угол экрана. Марина ничего не видела, кроме неподвижных точек звезд.
— Погас!
Сергей откинулся на спинку кресла.
— Значит, не показалось, — сказал он. В его голосе не было ни радости, ни удовлетворения, скорее тревога.
— В чем дело, Сережа?
Он не ответил ей. Повернувшись вместе с креслом к стоявшему рядом радиофону, нажал на клавишу. Появилась внутренность чей-то каюты, тотчас же заслоненная головой Веретенникова, старшего астронома флагманского корабля.
— Женя, — сказал Синицын, — зайди-ка сюда. Два раза в течение двух часов я наблюдал кратковременную вспышку, видимо, очень сильного источника света. Впечатление — свет искусственный!
— Где?
— В том-то и дело, что не там, где надо. Примерно на десять градусов левее и выше оси.
— Сейчас приду. Продолжай наблюдение! Положи на экран координатную сетку.
— Положена.
Экран радиофона погас.
— В чем дело? — повторила Марина.
— Ты же слышала! Этот огонь совеем не там, где должен находиться корабль Вересова.
— И что из этого следует?
— Пока ровно ничего. Надо проверить. Но не могли мы так ошибиться! Продольная ось космолета направлена прямо на Вересова.
— Его еще не видно.
— Это не имеет значения. Данные пеленгации обработаны достаточно тщательно. Ошибки в десять градусов быть не может.
— А когда мы сможем увидеть самый корабль? — задала Марина вопрос, ради которого и пришла на обсерваторию.
— Не раньше, как через неделю.
— Я так устала ждать! — вздохнула Марина. — Теперь скоро.
— Ты скажи, как только это случится.
— Да, конечно, — Сергей сказал это рассеянно, видимо не думая, не спуская глаз с экрана телескопа. — Не мешай мне, Марина.
Она вышла.
Вечером стало известно, что таинственный огонек больше не появлялся. Общее мнение было — Синицын ошибся. Но астрономы, сменяя друг друга, продолжали упорные наблюдения. К экрану подключили регистрирующий прибор.
Прошло два дня.
Теперь, когда до цели оставалось столь короткое время, нетерпение овладело не только Муратовой, но и всеми. Это чувствовалось по поведению членов экипажа, по их разговорам. Астрономы и радисты очутились в центре внимания, им не давали проходу, осаждая вопросами, на которые они при всем желании не могли дать определенного ответа.