Гибель адмирала Канариса
Шрифт:
— Поэтому у меня нет оснований, — продолжал тем временем адмирал, — опасаться ареста. Точно так же, как и нет оснований готовить некую «запасную гавань» на берегах Темзы.
— Повторяю: не торопитесь рубить мачты, адмирал.
Брефт поднялся, налил себе полную рюмку коньяку и, посмотрев через ее золотистость на адмирала, саркастически ухмыльнулся про себя, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость. Сейчас ему хотелось верить, что Канарис искренен с ним. И если это верно — ему открывалась одна из тайн не только шефа абвера, но и всей Второй мировой. Ведь по обоим берегам Ла-Манша убеждены, что адмирал только и думает о том, как бы ему убрать с политической арены фюрера и подружиться с англичанами. Понятное дело, уже в роли… нового главы германского государства.
— Ладно, адмирал. Дай вам Бог оставаться таким же убежденным в своей невиновности, стоя под виселицей тюрьмы Плетцензее.
— Можете не сомневаться, останусь.
Позволив себе не поверить адмиралу на слово, Брефт саркастически ухмыльнулся. И он хорошо знал цену своему сарказму.
— Как вели себя некоторые из наших фельдмаршалов и генералов и что с ними происходило при лицезрении виселицы — вам известно лучше, нежели мне, — теперь уже в голосе фрегаттен-капитана не ощущалось ни снисхождения, ни сочувствия.
Брефт, конечно же, был обижен поведением Канариса, умудрившегося по существу полностью проигнорировать попытку как-то спасти его. Жертвенную попытку…
— Ты мужественно выполнил свой долг, — попытался подсластить горечь разочарования своего давнишнего сослуживца адмирал. — Не сомневайся, я сумел оценить твою порядочность.
— Не будем изощряться в словесах, адмирал. Если вы все же колеблетесь, вспомните о моем совете относительно «гавани».
— Не будем изощряться в словесах, — повторил за Брефтом хозяин виллы, чем еще больше оскорбил его.
— На том и позвольте откланяться, — сухо проскрипел фрегаттен-капитан.
Канарис молча спустился вслед за гостем на первый этаж, провел в прихожую и сам открыл входную дверь. Там они оба замялись, понимая, что кое-что во время их беседы все еще осталось недосказанным. Однако нарушить обряд «недружественного молчания» Брефт не решился. Покряхтел, остановился, потом долго поправлял фуражку с золотистым крабом на высоченной тулье, но все же право возобновить разговор оставил за хозяином и старшим по чину.
Адмирал пытался что-то сказать, но в это время на них стал надвигаться натужный гул авиационных моторов. Отзвуки его слышны были, еще когда они находились на втором этаже, однако оба они слишком привыкли к звукам войны, чтобы обращать на них внимания. Но теперь уже не оставалось сомнения, что приближалась первая волна тяжелых бомбардировщиков врага и шла она прямо на центральные районы столицы, куда союзники пока что рисковали прорываться крайне редко.
— Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться? — неожиданно спросил Брефт, явно используя появление воздушной армады англо-американцев — и как дополнительный аргумент в полемике с Канарисом, и как прекрасный способ давления на его психику.
— Что ты имеешь в виду? — отшатнулся от него Канарис, будто заподозрил, что тот собирается арестовывать его.
— Только то, что спасательная шлюпка с четверкой надежных гребцов ждет вас у борта.
— А если без аллегорий?
— Вся служба разведчика, сама его жизнь — сплошная аллегория. Но если вы так настаиваете… Я отвезу вас на свою подпольную квартиру, где вы сможете спокойно пробыть неделю-другую. Расположена она северо-западнее Берлина, откуда легко можно уйти дальше, на Запад.
— Будем считать, что ничего подобного ты мне не предлагал, Брефт.
— Это не то предложение, которое следует отметать так сразу, как это сделали вы. Выслушайте меня еще раз.
— Все, что ты мог изложить, ты уже изложил, — сухо обронил Канарис, ясно давая понять, что время встречи истекло.
Вот только фрегаттен-капитан все еще пытался «спасать корабельные мачты».
— Вы скроетесь там на пару недель. Причем уже на второй-третий день в рейхсканцелярии и в гестапо решат, что вам удалось уйти за рубеж на какой-нибудь субмарине или по своему «испанскому коридору», под чужими документами, — и забудут о вашем существовании. У них теперь и без Канариса проблем хватает. Когда, куда и как именно уходить — к этому вопросу мы с вами еще вернемся.
— Э, да, кажется, ты продумал все, вплоть до мелочей?
— Подобные операции нельзя проводить по наитию, они требуют жесткого плана и надежного обеспечения — людьми, финансами, документами, явочными квартирами. Итак, спасательная шлюпка подана. Весла на воду?
— Ответ вам известен, — голос адмирала становился все жестче и раздраженнее. — Мне даже трудно смириться с той постановкой вопроса, которая привела вас ко мне, фрегаттен-капитан.
— Это ваше окончательное решение?
— Зря теряете время, фрегаттен-капитан.
Брефт надел фуражку с лихо заломленной и немыслимо высокой тульей, вежливо улыбнулся в рыжевато-седые усы, которых никогда раньше не носил, и, щелкнув каблуками, отвесил небрежно-аристократический поклон.
— Вот увидите, адмирал, я был последним, кто решился хоть как-то помочь вам. Все остальные будут отплясывать ритуальные танцы на вашей могиле. Поднимите, наконец, перископ и сурово осмотрите акваторию жизни. Это говорю вам я, старый подводник.
— Охотно верю, — безучастно согласился адмирал, поразив Франка-Субмарину своим безразличием.
— Кстати, совсем забыл… Вашей особой, адмирал, интересовалась известная вам сеньора.
«Мата Хари?» — чуть было не спросил Канарис, но вовремя сдержался, вспомнив, что и при жизни своей, и при смерти, танцовщица принадлежала к иным временам, к иному миру. Поэтому вслух произнес:
— Неужели каталонская герцогиня?
— Именно она; к слову, мы так и называем ее — Каталонская Герцогиня, это стало ее именем.
— Где она теперь?
— Недавно появилась в Мадриде, после многих лет, проведенных сначала в Ирландии, а затем в Англии.