Гибель адмирала Канариса
Шрифт:
— Все, что вы услышали от Канариса, должно быть изложено в письменном докладе, — наконец произнес он, останавливаясь по ту сторону стола. — Самым подробнейшим образом.
— Но сразу же замечу, что во время этой беседы не проскальзывало ничего такого…
— Самым подробнейшим образом, — прервал его Мюллер. — Мы сами в состоянии решить, что «такого» проскальзывало в его ответах. Тем более, — хитровато ухмыльнулся он, упираясь кулаками в поверхность стола, — что никто не в состоянии проверить правдивость ваших слов, поскольку адмирал уже мертв. Зато, увидев у себя на столе ваш отчет, обергруппенфюрер вспомнит, что теперь у него есть дела поважнее, нежели предсмертные стенания Канариса. И молите Бога, Кренц, — проникся суровостью голос шефа гестапо, — чтобы именно так он и решил.
— Через полчаса отчет будет на вашем столе, группенфюрер.
— Оставите его у адъютанта, — холодно обронил Мюллер. — Уверен, что дополнительных вопросов не возникнет, но на всякий случай подождете в приемной. Сейчас последует мой доклад Гиммлеру Что касается Кальтенбруннера, то с ним мы поговорим уже после того, как вы составите свой доклад.
Об умении Мюллера так, на всякий случай, томить своих сотрудников в приемной, известно было во всех управлениях РСХА. Как и о том, что нередко шеф гестапо попросту забывал о ждущих и томящихся. Но на сей раз Кренцу пришлось смириться.
— С вашего позволения, господин группенфюрер, я составлю его прямо сейчас, в вашей приемной.
— Вы уже должны были сидеть в приемной и составлять его, Кренц.
Кальтенбруннеру обер-гестаповец действительно принялся звонить сразу же, как только пробежал взглядом отчет Кренца.
— Как мне представляется, обергруппенфюрер, ничего нового из предсмертных откровений адмирала мы с вами не узнаем.
— И не должны были узнать.
Удивленный столь неожиданной реакцией, Мюллер запнулся на полуслове, но затем все же попытался продолжить свой доклад:
— Из отчета оберштурмбаннфюрера Кренца следует, что в тех материалах, которые уже имеются в деле…
— Отчет Кренца уничтожить, — решительно прервал его начальник РСХА.
— Но имеются еще протоколы допросов…
— Я непонятно выразился, Мюллер? Протоколы допросов — тоже уничтожить. Самого Кренца — на ваше усмотрение.
— Принято к сведению, обергруппенфюрер. Материалы будут уничтожены. Кроме тех дневников и прочих записей, которые вы недавно запросили, — рискованно напомнил Кальтенбруннеру шеф гестапо.
— Дневники сожжены еще час назад, — отрубил тот.
— Принято к сведению, обергруппенфюрер, — вежливо произнес Мюллер, не поверив ему.
— Они сожжены, Генрих, — словно бы уловил его сомнения Кальтенбруннер.
— Не смею усомниться в этом, — лукаво заверил его Мюллер, хотя слова его прозвучали так, словно он хотел сказать: «Ох, и сомневаюсь же я!»
— И знайте, — неожиданно окреп и прорезался голос начальника Главного управления имперской безопасности, — что общее мнение руководства таково: Канарис должен уйти из истории рейха вместе со своими заслугами и предательствами, исповедями, дневниками и воспоминаниями. Словно такого адмирала в рейхе никогда и не существовало.