Гибель богов (Книга Хагена)
Шрифт:
Хаген медлил. Он замечал украдкой бросаемые воинами взгляды; в них он читал: «Хорошо бы подольше не отдавал приказа выступать!» И он оттягивал, сколько мог; когда же солнце, перевалив полдень, стало неспешно опускаться к горизонту, тан отдал наконец давно ожидаемую команду.
Его глаза, глаза опытного военачальника, не могли обмануться — войско собиралось неохотно. Люди вставали в строй с задержкой, тоскливо озираясь по сторонам. Никому не хотелось уходить из уютной долины.
— Братья! — крикнул Хаген. — Знаю, вам хорошо здесь. Обещаю, что после этого дела мы вернёмся сюда и сможем перевести
И едва отгремели удары мечей о щиты, едва стих гул ответных криков войска, как над морем опустился серый занавес, сотканный из тысяч и тысяч жемчужных нитей тумана. Разом наступила тишина, и Хаген взмахнул мечом, молча отдавая дружинникам приказ следовать за собой.
И войско двинулось за таном, растянувшись широкой полосой вдоль призрачной границы Миров, чтобы оказаться там, на неведомом Авалоне, всем сразу в один момент.
Переход оказался мгновенным. На краткую секунду лицо тана погрузилось в холодную, чуть липкую взвесь, плававшую в воздухе, и затем прямо в глаза ему брызнули весёлые солнечные лучи, раздроблённые густой светло-зелёной листвой.
Ему показалось, что земля уходит у него из-под ног — настолько неожидан и пьянящ оказался аромат вечноцветущих авалонских прибрежных лесов. Тан не смог бы опознать ни единого дерева, ни единой травинки вокруг себя — всё было причудливым образом изменено в соответствии со странными прихотями здешнего хозяина. Стволы в этом лесу казались туго сплетёнными связками множества канатов; зеленоватую кору украшал агатовый сложный орнамент. Каждый лист покрывала тонкая вязь замысловатых узоров, образованных жёлтыми прожилками; малиновые цветы томно опускали тяжёлые венчики среди древесных ветвей.
Из зарослей прямо перед Хагеном высунулась чёрная голова муравья — правда, муравей этот был ростом с доброго волка. Ученик Хедин а не успел ни выхватить меч, ни даже поднять щит — этот авалонский обитатель молча и стремительно метнулся прямо к нему.
Успел Гудмунд. Воин ступил на землю Авалона, держа наготове свой нож-крюк; и он метнул оружие, даже не поняв толком, кто этот новый противник, по одному лишь движению, слишком быстрому, чтобы не быть опасным. Изогнутый, подобно серпу, крюк рассёк твёрдый панцирь громадного насекомого, отделив голову от туловища.
— Славно принимает нас Авалон, — проворчал Фроди, поудобнее берясь за дубину. Мглистое марево открытого пути назад за их спинами исчезло. Войско Хагена стояло на плотном прибрежном песке; волны с тихим рокотом накатывались на край отлогого берега. В миле от них, над зелёной пеной леса, возносились коричневатые уступы, уходящие вверх, к самым облакам, гигантскими ступенями, достойными стопы гиганта. Влево и вправо тянулся однообразный пляж,
Авалон чем-то очень напоминал то прекрасное место, которое они только что не без сожаления покинули, — напоминал и в то же время очень от него отличался. Что-то неуловимое, едва осязаемое было разлито вокруг, как-то по-особенному дрожал воздух над нагретыми скалами — тану почудилось, что там ведут сложнейший танец неведомые полупрозрачные существа, гении надземного океана. Таил в себе загадку и простой песок под ногами: зачерпнув горсть, Хаген увидел, что каждая песчинка отличается от других цветом — здесь встречались все сочетания, начиная от иссиня-чёрного и кончая рубиново-алым.
Тело убитого Гудмундом муравья зловеще чернело на берегу; тан с благодарностью кивнул воину, но тот, казалось, не обратил на это никакого внимания — он рассматривал труп, и лицо его было полно самой неподдельной скорби. Прежде чем Хаген успел задать вопрос, Гудмунд выпрямился.
— Я поступил дурно. — Голос его звучал сухо и надтреснуто. — Здесь нельзя никого убивать. Быть может, он не стремился напасть. Я лишил его жизни по пустому подозрению…
— Опомнись, ты что! — рявкнул Фроди, хватая друга за плечо. — Не ты его, так он тебя — глянь, какие челюсти! Ручаюсь, доспех прокусят!
— Я поступил дурно, — не слушая, вновь произнёс Гудмунд. — На этом острове нельзя никого убивать…
Словно в подтверждение его слов, место, где лежал мёртвый муравей, внезапно засветилось россыпью мелких огненных звёздочек; очертания тела исчезли, затем погасли и огоньки; на песке лежал труп молодой женщины в неброском домашнем платье Восточного Хьёрварда. Гудмунд внезапно страшно побледнел, а затем его рука рванулась к ножу-крюку.
— Я убил собственную мать, — без всякого выражения сообщил он и вдруг со всей силы попытался вонзить себе клинок прямо в глаз.
Он, конечно же, лишил бы себя жизни, если бы дубина Фроди не опустилась ему на шлем несколькими долями секунды раньше. Сверкающее острие лишь на палец не дошло до зрачка Гудмунда.
По рядам войск прокатился нестройный ропот.
— Это же морок! — крикнул тан, понимая, что страх сейчас может за считаные минуты превратить его великолепную дружину в стадо обезумевших, спасающихся бегством животных. — Это Авалон — остров обмана! Здешний чародей навёл на Гудмунда колдовской туман! Нам нельзя мешкать здесь больше! Вперёд, за Хедин сей!
Голос Хагена ещё звучал, когда его поглотил куда более мощный, нежели человеческий, глас земных недр. Глухой, раскатистый рёв доносился прямо у них из-под ног, почва ощутимо затряслась. Воины Хагена затравленно озирались, подняв бесполезные сейчас щиты и копья.
Рёв перешёл в оглушающий грохот, земля ходила ходуном, и тут прибрежный многоцветный песок вдруг рванулся к небу причудливыми фонтанами, взметнулся и опал, стекая струйками по серым откосам скал. Могучие горные стены, раздвинув непрочные пласты песка, устремились вверх, вырастая из-под земли, словно поднимающаяся над полом выдвижная решётка в какой-нибудь цитадели. По всему берегу, насколько мог окинуть взор, гладкие тела утёсов громоздились одно на другое, достигая облаков и затемняя землю.