Гибель царей
Шрифт:
Пелита и Пракс крепко подружились. Несмотря на разницу в возрасте, оба одинаково спокойно относились к превратностям судьбы. За время плена Пракс лишился своего живота — вместо него после многодневных упражнений появился мускулистый пресс. Юлий подозревал, что помощник центуриона совершенно воспрянет духом, когда побреется и вымоется. При мысли об этом он улыбнулся, машинально почесывая под мышкой.
В бухте во время шторма Гадитик сильно страдал от морской болезни, но, когда корабль вышел в море, быстро оправился и порозовел. Раньше Юлий автоматически повиновался старшему по званию, а теперь полюбил и стал искренне уважать центуриона за умение сплотить подчиненных даже в плену. Кроме того, Гадитик оценил то, что сделали Юлий и Кабера в общих интересах.
На Светония заключение оказало угнетающее действие. Он видел, как крепнут узы, связующие Пелиту, Пракса, Юлия и Гадитика, и очень завидовал Цезарю, которого приняли в компанию такие люди. На краткий срок он сошелся с остальными четырьмя офицерами. Таким образом, образовались два лагеря. Это обстоятельство использовал Юлий при организации людей для совместных физических упражнений. В конце концов один из «друзей» дал Светонию пощечину, когда тот принялся в очередной раз шепотом жаловаться на жизнь.
Вскоре после этого случая Кабера впервые принес им нормальную еду, чем вызвал бурную радость. Показательно, что старик вручил корзину с продуктами Юлию — для раздачи остальным. Светоний мечтал о том дне, когда их отпустят: дисциплина и порядок будут восстановлены, и Цезарю придется вспомнить, что он всего лишь один из младших офицеров.
Через две недели после отплытия из бухты пленников вывели ночью на палубу, посадили в лодку и оставили на незнакомом берегу без оружия и пищи.
Пока они спускались в лодку, капитан помахал им рукой и, смеясь, выкрикнул:
— Прощайте, римляне! Я буду вспоминать о вас, когда стану тратить ваши деньги!
Никто ему не ответил, а Цезарь замер и пристально посмотрел в лицо пирату, стараясь запомнить каждую черточку. Юлий был вне себя от гнева — разбойники не отпустили Каберу, хотя этого можно было ожидать. Еще одна причина разыскать негодяя и перерезать ему глотку.
На берегу пираты развязали веревки, которыми были опутаны руки пленников, и, выставив вперед кинжалы, отступили к лодке.
— Без глупостей, — предупредил один из них. — Отсюда вы со временем сможете добраться домой.
Потом разбойники попрыгали в лодку, сели на весла и быстро поплыли назад к триреме, которая черным пятном высилась над освещенной луной поверхностью моря.
Пелита нагнулся, зачерпнул горсть мягкого песка и растер его пальцами.
— Не знаю, как вы, парни, а я собираюсь искупаться, — объявил он, срывая с себя кишащие паразитами лохмотья.
Спустя минуту на берегу остался только Светоний; вскоре бывшие пленники с гиканьем и смехом выскочили на берег, содрали с него остатки одежды и потащили в воду.
Брут кинжалом снял шкурку с купленного у крестьянина зайца и выпотрошил его. Рений набрал дикого лука, и в сочетании с черствым хлебом и полумехом вина последний ужин под открытым небом показался скитальцам совсем неплохим. До Рима оставалось меньше полдня пути: продав лошадей, они еще были при деньгах.
Рений подбросил в костер несколько кусков сухого дерева и лег как можно ближе к огню, наслаждаясь теплом.
— Дай-ка мне вина, парень, — добродушно произнес он.
Брут вытащил пробку, передал мех и стал наблюдать, как Рений подносит емкость ко рту и не спеша пьет.
— На твоем месте я не стал бы увлекаться, — заметил Брут. — Ты от вина теряешь голову, а я не хочу драки с тобой, рыданий или чего-то подобного.
Рений не обратил на его слова никакого внимания. Оторвавшись от меха, он произнес, отдуваясь:
— Хорошо вернуться домой.
Брут до краев наполнил походный котелок, пристроил на огонь и лег по другую сторону костра.
— Это точно. Я не понимал, как этого не хватает, пока не увидел родные берега.
Покачивая головой, он мешал варево кинжалом.
Рений оперся головой на руку.
— Далеко же ты ушел от того мальчишки, которого я учил когда-то. Я тебе не говорил, но очень гордился, когда ты стал центурионом Бронзового Кулака.
— Зато ты говорил это всем встречным-поперечным. Поэтому я все знал, — широко улыбаясь, сообщил Брут.
— Теперь ты станешь человеком Юлия? — спросил Рений, наблюдая за булькающим котелком.
— Почему бы и нет? Мы идем одной дорогой, помнишь? Так сказал Кабера…
— То же самое он говорил и мне, — проворчал Рений, тыкая в варево пальцем.
В котелке бурлил кипящий бульон, но он, похоже, не чувствовал боли.
— Наверное, поэтому ты со мной и вернулся, хотя мог бы остаться в Бронзовом Кулаке, если бы захотел.
Старый боец пожал плечами.
— Меня тянет в гущу событий.
Брут ухмыльнулся.
— Знаю. Теперь, когда Сулла мертв, пришло наше время.
ГЛАВА 9
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — произнес Ферк.
Он напрягся, пробуя на прочность веревки, которыми был привязан к креслу, и понял, что это бессмысленно.
— Уверен, ты прекрасно понимаешь меня, — возразил Антонид, наклонившись так близко что их лица почти соприкасались. — У меня дар сразу распознавать лжеца.
Внезапно он дважды фыркнул, и Ферк вспомнил, что этого человека называли псом Суллы.
— От тебя воняет ложью, — ухмыляясь, сообщил Антонид. — Я знаю, что тут не обошлось без твоих происков, поэтому просто скажи мне, и пыток не будет… Отсюда нет выхода, торгаш. Никто не видел, как тебя арестовали, никто не узнает, что мы разговаривали. Просто расскажи, кто организовал убийство, где он находится, и я отпущу тебя живым и здоровым.