Гибель царей
Шрифт:
Цезарь напрягся от гнева, пытаясь сохранить над собой контроль. Красс говорил спокойно, давая ему время взять себя в руки.
— Наследие диктатора до сих пор сохранилось в сенате в лице его последователей. Катон — первый среди них, а Катал и Бибилий во всем поддерживают своего лидера. Я думаю, ты знаешь сенатора Пранда, чей сын был с тобой в плену?
Юлий кивнул.
— У меня есть вопросы, которые я собираюсь сегодня с ним обсудить, — ответил он, в очередной раз прикладывая все силы, чтобы выглядеть спокойным.
Тайком Цезарь сжал правую руку, внезапно испугавшись, что эмоции, бурлящие в нем, могут спровоцировать приступ прямо на ступеньках сената и навсегда его опозорить. Красс притворился, что не замечает ничего необычного, за что Юлий был ему очень благодарен.
— Будь осторожнее с Прандом, — жестко проговорил Красс, наклонившись почти к самому лицу молодого человека, чтобы его не могли услышать сенаторы, входящие в здание. — У него крепкие связи с сулланцами, и Катон считает его своим другом.
Юлий еще больше приблизился к Крассу и с яростью прошептал:
— Те, кто был друзьями Суллы, стали моими врагами.
Не сказав больше ни слова, он отвернулся и, преодолев последние ступеньки, исчез в тени портала.
Красс и Цинна озадаченно посмотрели друг на друга и последовали за ним медленным шагом.
— Похоже, наши цели совпадают, — спокойно сказал Цинна.
Красс коротко кивнул, не желая дальше обсуждать эту тему, поскольку сейчас они шли к своим местам мимо сенаторов, среди которых были как друзья, так и враги.
Юлий почувствовал вибрирующую энергию собрания сразу, едва вошел в зал. Заметил несколько свободных мест и занял одно из них в третьем ряду за рострой председателя. Цезарь с удовлетворением смотрел и слушал, зная, что вернулся в самое сердце власти.
Увидев множество незнакомых лиц, он пожалел, что не остался вместе с Крассом и Цинной, чтобы те могли назвать новые имена. Молодой человек улыбнулся про себя, наблюдая за маскарадом, который представлял собой сенат. Он был насквозь фальшивым, и Юлий знал это. Здесь враги могут чрезвычайно благодушно приветствовать его, а затем нанести удар, стоило только отвернуться. Его отец всегда пренебрежительно отзывался об аристократии, хотя и допускал, что некоторые люди заслуживают уважения, поскольку ставят честь выше политики.
Собрание успокоилось, и пожилой консул, которого Цезарь не знал, начал обязательную процедуру. Все как один встали для того, чтобы произнести клятву: «Мы, представители Рима, клянемся посвятить свою жизнь миру в городе, нашу силу — его мощи и свою честь — его гражданам».
Юлий вместе с остальными повторял слова, чувствуя, как в душе возникает волнение. Сердце мира все еще билось. Он внимательно прослушал порядок проведения дискуссий, которые должны состояться, и постарался остаться абсолютно невозмутимым, когда консул упомянул пункт «награждение Гая Юлия Цезаря за его действия в Греции». Несколько знакомых сенаторов привстали на своих местах, чтобы посмотреть на его реакцию, но он не дрогнул ни одним мускулом лица, радуясь про себя, что купил эту новость у гонца. Юлию пришло в голову нанять консультантов, чтобы те помогли ему уяснить суть всех текущих событий. Нужен опытный юрист для подготовки судебных дел, которыми он собирался заняться сразу после того, как получит первую должность в своей политической карьере. И первым иском, поданным в суд, будет требование к Антониду о возвращении дома его дяди. То, что его аргументы должны включать в себя публичную защиту Мария, давало Цезарю изрядную долю удовлетворения.
Катона легко было узнать по грузной фигуре, хотя Юлий не мог вспомнить, чтобы несколько лет назад в свой единственный визит в сенат он его там видел. Сенатор был отталкивающе жирен, и его черты почти полностью скрывали нависающие складки кожи: таким образом, истинный Катон выглядывал словно из глубины лица. У сенатора имелся круг избранных друзей и сторонников, в данный момент окружавших его, и Юлий мог убедиться, что он очень влиятельный человек, о чем уже сообщил Красс. Отец Светония тоже был там: они моментально встретились взглядами, но пожилой человек отвернулся, притворяясь, что не видит Цезаря.
Через несколько секунд он что-то прошептал на ухо Катону, и Юлий обнаружил себя под прицелом пристального взгляда, который был скорее веселым, нежели озабоченным. Все с тем же невозмутимым видом Цезарь отметил в мыслях этого человека как своего врага. Он с интересом обратил внимание на то, как сверкнули его глаза, когда Помпей вошел в зал и занял свое место; сторонники сенатора разместились рядом.
Юлий тоже отметил перемены, происшедшие в этом человеке. Легкая полнота ушла, он выглядел подтянутым и мускулистым, как и подобает солдату: особенно это было заметно по сравнению с Катоном. Загорелое лицо напомнило Цезарю, что Помпей довольно долго находился в Испании, присматривая там за легионами. Без сомнения, выполнение задачи усмирения мятежных племен помогло ему избавиться от лишнего жира.
По первому вопросу выступил Помпей, сказав, что необходимо послать силы против морских пиратов, принимая во внимание, что под их контролем находится тысяча кораблей и две тысячи деревень и городов. Имея свой личный горький опыт, Юлий слушал с большим интересом, немного шокированный тем, что ситуации позволили так далеко зайти. Его поразило, когда с мест стали подниматься другие сенаторы, которые оспаривали цифры, приведенные Помпеем, и возражали против «разбрасывания сил».
— Я смогу очистить моря за сорок дней, если у меня будут корабли и люди, — резко ответил Помпей, однако голосование прошло не в его пользу, и он, нахмурившись, опять сел на свое место.
Юлий проголосовал в трех других делах, заметив, что Помпей, Красс и Цинна каждый раз обращали внимание на то, как именно он голосовал. Во всех трех случаях они оказались в меньшинстве: на сей раз Цезарь почувствовал разочарование. Как выяснилось, с бунтом рабов, укрепившихся около Везувия, оказалось непросто справиться, но вместо того, чтобы послать туда значительные силы, сенат дал разрешение отправить только один легион.
Юлий недоверчиво покачал головой. Он не мог понять, почему сенат стал таким осторожным. Из совместного с Марием и собственного опыта Цезарь знал, что империя должна быть сильной, чтобы выжить, и все же многие сенаторы закрывали глаза на проблемы, с которыми сталкиваются военачальники.
После часа речей Юлий гораздо лучше понял раздражение таких людей, как Пракс и Гадитик, по поводу нерешительности сената. Он ожидал, что увидит активных аристократов, готовых выполнять данные клятвы, а не их мелкие ссоры и интриги друг против друга.
Погруженный в свои мысли, Цезарь прослушал объявление следующего пункта заседания, и только когда назвали его собственное имя, он спохватился.
— …Цезарь, который должен быть награжден должностью военного трибуна со всеми правами и почестями в знак нашей благодарности за поражение Митридата в Греции и за захват двух пиратских кораблей…