Гибель дракона
Шрифт:
— У нас есть старая сказка о кукушке. Было трое. Один говорит: «Надо найти кукушку и заставить ее петь». Другой: «Надо поймать кукушку, она запоет „сама“». А третий: «Подождем, когда она прилетит, тогда найдем и поймаем». Сан Фу сказал нам, когда посылал на задание: смотрите сами. Мы нашли дорогу. Поймали. Теперь подождем, когда она запоет. Патроны назад нести тяжело. Все время в гору.
— Будем ждать! — решил Михаил.
Лю Цин ничего не ответил. Он молча вынул пустую трубку и уже сладко посасывал ее, как ребенок пустушку. Поворочавшись, он устроился поудобнее и затих.
Минуты ожидания складывались в часы, равные вечности. Михаил много раз вскакивал: слух ловил рокот мотора, уставшие
— Закрой глаза, товарищ. Лучше будешь слышать.
Но лежать с закрытыми глазами было совсем тяжело. Наплывала мягкая, колеблющаяся дремота. Михаил вздрагивал, в смутном испуге открывал глаза, но вокруг — ничего. Вой ветра, однотонный шум леса и — темнота.
Под утро ударил крепкий мороз. Все продрогли. Зубы начинали выстукивать тревожную дробь. И лишь в тот час, когда над дальней вершиной блеснула светлая полоска зари, когда смутно завиднелась дорога, партизаны, наконец, услышали приглушенное жужжание моторов.
Лю Цин неторопливо вставил запал в единственную на троих гранату. Римота щелкнул затвором. Снова сблизив головы, они условились стрелять по сигналу. Уж если не взорвется мина под колесами, только тогда кидать гранату: детонация вызовет взрыв.
«Не могут не взорваться! — думал Михаил, опасливо вглядываясь, в предрассветный сумрак. — Пусть одна, но взорвется».
...Казимура проснулся от грохота. В глаза плеснула волна огня. Капитан успел рассмотреть — передняя машина с солдатами кувыркнулась под откос, в темный провал. Его шофер еле успел затормозить, Казимура стукнулся лбом о стекло. Выхватив пистолет, капитан выпрыгнул на дорогу. От задней машины бежали солдаты. Загремела стрельба откуда-то с гор. Казимура упал и прижался к колесу машины. Шофер, тяжело дыша, лежал рядом. Группа солдат карабкалась на гору, стараясь кустами добраться до того места, где вспыхивали огоньки выстрелов. Те, что прятались наверху, били на выбор любого из лежавших на дороге. Но вот внизу заработал пулемет — и стрельба вверху оборвалась. А вокруг стонали раненые. Кто-то кричал, пронзительно и тоскливо. Капитану стало страшно. Он решился бежать как раз в тот момент, когда раздался взрыв гранаты, разнесший мотор его автомобиля. Казимура упал, почувствовав тупую боль в плече.
...Лю Цин, расстреляв все патроны, бросил гранату. В ее ослепительном взрыве Михаил успел рассмотреть и запомнить искаженное страхом лицо японца в шубе и шапке.
— Отходить! — приказал Михаил и пополз в гору вслед за Лю Ци-ном, все еще державшим в зубах незажженную трубку. Изредка отстреливаясь, последним пополз Римота. Его лихорадило. Губы дрожали, он пытался заговорить, но не мог сказать ни слова.
Возле первых деревьев они поднялись и побежали. Где-то внизу глухой дробью рассыпались выстрелы, слышались гортанные крики, властные команды офицеров.
— Идут по нашим следам, — сказал Римота, когда они остановились передохнуть. — Приказывают прочесать лес.
Выстрелы слышались все ближе. Было очень трудно заставить себя двигаться — ноги затекли и окоченели. Михаил, внезапно вскрикнув, упал. Поднявшись, попытался бежать дальше, но резкая боль ударила под коленку, и он, охнув, повалился наземь.
— Ранили, товарищ? — склонился над ним Лю Цин.
Михаил не ответил. Сознание уплывало. Римота приложил ухо к его груди и, услышав стук сердца, с облегчением вздохнул. Лю Цин принялся перевязывать рану товарища, оторвав рукав от своей рубашки. Действовал он неторопливо и споро, как делал все в своей жизни; собирал ли рис, пахал ли поле, дрова ли колол в богатых дворах.
...Шофер убит. Машина исковеркана. Горит масло. На дороге стало светло. Казимура осторожно потрогал плечо и вскрикнул от внезапной сверлящей боли. Передохнув, шевельнул рукой: ничего, движение не потеряно! Посмотрел на шубу — цела. Значит, не рана. Ушиб. Пустяки!
Капитан поднялся. Шофер грузовика сидел у себя в кабине, сонно склонившись над рулем. Казимура открыл дверцу — труп шофера кулем свалился на дорогу. Выстрелы слышались где-то далеко в лесу. Капитан осмотрел дорогу впереди. Чернело шесть воронок. Проехать можно. А если мины?.. Казимура спрятался под нависшей скалой и обстрелял дорогу. Раненые молили о помощи. Казимура презрительно скривил губы: «Трусы». Он сел в пустую кабину грузовика, завел мотор. Машина плавно тронулась и, набирая скорость, скрылась за поворотом. Казимура спешил. Сегодняшний день — первый из трех, данных генералом. Далеко внизу мелькнули огоньки Ирэктэ. Казимура окончательно успокоился и даже размечтался. Кто знает, может случится, что паспорт на имя инженера Тахоты через несколько лет будет лежать под стеклом в токийском музее. И владыки мира — сыны Ямато, почтительно склонясь, станут шептать: «Это божественный Казимура. Тот, кто дал нам весь мир...»
Задолго до начала концерта художественной самодеятельности в клубе не хватало скамеек. Опоздавшие располагались на табуретках, принесенных из казарм, или прямо на полу в проходе и перед сценой. Многие стояли в несколько рядов вдоль стен. Надышали так, что в большом и холодном помещении стало жарко. Лед на окнах растаял, вода с подоконников струйками сбегала на пол.
Карпов задержался на заседании партийного бюро и пришел в клуб только к началу второго отделения. Солдаты потеснились, освобождая ему местечко. На сцене появился Заварзин, и Карпов, радостно изумленный, даже не разглядел соседей.
Стоя чуть впереди двух баянистов, Заварзин пел «Меж крутых бережков». Перед Карповым встали вдруг картины летних вечеров на родной Волге, когда небо чистое, и розовые отблески последних солнечных лучей дрожат на светлых волнах.
До боли в сердце захотелось в родной город: прокатиться бы на Зеленый остров по светлой-светлой волжской волне. И чтобы чайки кружились, и пляж пестрел, и волна от парохода покачивала лодку...
Заварзин допел и смешно, неумело поклонился.
— Браво! Бис! — дружно шумел зал.
Карпов хлопал вместе со всеми. Нечаянно толкнул локтем сидевшую рядом девушку. Извинившись, спросил:
— Хорошо ведь, правда?
— Хорошо, — улыбнулась та, — но вы руки себе не отбейте.
Теперь только Карпов узнал Коврову. Они давно не встречались. Ольга училась на курсах в медсанбате и не бывала в полку, а Карпов не решался навестить ее, хотя не раз подумывал об этом. Вот и вернулась!..
— Что вы меня так рассматриваете? — больше смущенно, чем насмешливо проговорила Ольга. — Мы с вами где-то встречались?
Карпов понял шутку и в том же тоне представился:
— Лейтенант Карпов. Вне службы — Сергей.
Ольга засмеялась и вновь обратилась к сцене. Карпов искоса поглядывал на нее сбоку, удивляясь странному и волнующему ощущению: ему казалось, что он знает Ольгу давным-давно.
Концерт кончился веселой солдатской пляской. Исполнителей долго не отпускали. «Бис! Повторить! Еще!» — гудел зал. Ольга тоже кричала, лицо ее раскраснелось, глаза оживленно блестели.
Едва начались танцы, Ольга покинула Сергея. Его опередил капитан Макаровский, и Карпову оставалось только настороженно и ревниво следить, как они кружились в общем людском водовороте. Когда вальс кончился, Ольги в клубе уже не было. Макаровский подошел к Карпову и, все еще возбужденный танцем, заговорил о предстоящих инспекторских стрельбах. Сергей отвечал невпопад. Освободившись, наконец, поспешно направился к выходу.