Гибель гигантов
Шрифт:
Винтовка была пятизарядной. Он достал патроны и перезарядил ее. Теперь ему хотелось начать убивать немцев как можно скорее.
Вновь оглядевшись, он заметил немца, бегущего через просвет в деревьях. Он опустошил магазин, но немец продолжал бежать и скрылся за молодой порослью.
Григорий понял, что просто стрелять — без толку. Попасть во врага нелегко, и в настоящем бою гораздо сложнее, чем стрелять в мишени на занятии. Придется ему целиться поаккуратнее.
Когда опять перезаряжал винтовку, он услышал, как заработал пулемет, кроша растительность вокруг него. Он прижался спиной к дереву, поджал ноги, стараясь стать как можно меньше. На слух он определил, что пулемет, должно быть, метрах в двухстах слева.
Когда пулемет замолчал, он услышал, как Гавриков крикнул:
— Стреляйте в пулеметчиков, остолопы хреновы! Скорее, пока они перезаряжают!
Григорий выглянул из-за дерева, пытаясь найти пулеметное гнездо, и заметил треногу между двумя большими деревьями. Он прицелился — и остановился. Просто стрелять не годится, напомнил он себе. Почти не дыша, он подождал, пока тяжелый ствол замрет, и прицелился в заостренный шлем. Чуть опустил ствол, чтобы видеть грудь немца. У того была расстегнута верхняя пуговица — видать, так стрелял, что взмок.
Григорий спустил курок.
Мимо. Немец, похоже, даже не заметил, что в него стреляли. Григорий и представления не имел, куда могла деться пуля.
Он выстрелил еще, опустошил магазин — и все зря. Он был вне себя. Его пытаются убить, а он до сих пор ни в кого не попал! Может, он слишком далеко? Или просто из него стрелок никудышный?
Пулемет снова застрочил, и все замерли.
Появился штабс-капитан Бобров, — на четвереньках, прячась в подлеске.
— Внимание! — крикнул он. — Приготовиться по моей команде атаковать пулемет!
«Должно быть, он сошел с ума, — подумал Григорий. — Но я-то — нет!»
— Есть приготовиться по команде атаковать пулемет! — ответил прапорщик Гавриков.
Бобров встал и перебежал к солдатам, спрятавшимся дальше. Григорий услышал, как он повторяет приказ.
Только понапрасну воздух сотрясает, подумал Григорий. Мы что, похожи на самоубийц?
Стрекот пулемета прекратился, и штабс-капитан встал во весь рост, бесстрашно подставляясь под пули. Шапку он потерял, и седые волосы представляли собой заметную мишень.
— Вперед! — крикнул он.
— Вперед! В атаку! — закричал за ним Гавриков.
И Бобров с Гавриковым, подавая пример, бросились вперед, на пулеметное гнездо. И вдруг оказалось, что Григорий тоже бежит — ломится сквозь чашу, перепрыгивает через поваленные деревья, пригибается чуть не к самой земле, стараясь не уронить неудобную винтовку. Пулемет по-прежнему молчал, зато остальные немцы принялись палить из всего, что у них было. Бежать под огнем десятков винтовок, стреляющих одновременно, было ненамного лучше, но Григорий бежал так, словно в этом была его единственная надежда на спасение. Он видел, как пулеметный расчет перезаряжает пулемет, видел руки, нащупывающие магазин, лица, белые от страха. Кто-то из русских стрелял, но на это у Григория не хватало мужества, он просто бежал. И он был еще на расстоянии от пулемета, когда увидел трех немцев, прячущихся в кустах. Они казались совсем мальчишками и смотрели на него испуганно. Он помчался на них, держа винтовку с примкнутым штыком, как средневековое копье. Услышал чей-то крик — и понял, что кричит он сам. Трое молодых немцев бросились наутек.
Григорий погнался было за ними, но был слаб от голода, и они легко от него убежали. Через сотню метров он остановился. Повсюду вокруг немцы бежали, а русские их преследовали. Пулеметный расчет бросил свое орудие. Григорий подумал, что ему, наверное, следует стрелять, но у него уже не было сил поднять винтовку.
Вновь появился штабс-капитан Бобров.
— Вперед! — кричал он солдатам. — Не дайте им уйти! Убейте всех сегодня, или они вернутся и убьют вас завтра! Вперед!
Григорий снова пустился вялой рысью. Но тут картина изменилась. Слева началась неразбериха: стрельба, вопли, проклятия. Вдруг оттуда со всех ног побежали русские солдаты.
— Что за черт? — сказал Бобров, оказавшийся рядом с Григорием.
Григорий понял, что их атаковали сбоку.
— Не сметь бежать! — закричал Бобров. — В укрытие — и стрелять!
Но никто не слушал. Преследуемые в панике неслись по лесу, и товарищи Григория стали вливаться в это паническое бегство, поворачивая направо, на север.
— Солдаты, держать позицию! — закричал Бобров, вынимая пистолет. — Держать, я сказал! Он направил оружие на бегущую мимо толпу. — Предупреждаю, в дезертиров буду стрелять!
Раздался выстрел, и его седые волосы залила кровь. Он упал. Григорий не понял, то ли в него попала шальная немецкая пуля, то ли — застрелили свои.
Григорий повернулся и пустился бежать вместе со всеми.
Теперь выстрелы раздавались со всех сторон. Григорий не знал, кто в кого стреляет. Русские рассыпались по лесу, и постепенно ему стало казаться, что шум боя остается позади. Он бежал, пока несли ноги, но наконец повалился на ковер листвы, не в состоянии пошевелиться. Так он лежал долго, словно парализованный. Он заметил, что винтовка еще при нем, и удивился: он сам не знал, почему ее не бросил.
Наконец с трудом он поднялся на ноги. Вспомнил, что уже давно у него болит правое ухо. Он коснулся его — и вскрикнул от боли. Его пальцы были в крови. Очень осторожно стал ощупывать ухо — и убедился, что в какой-то момент пулей ему отстрелило верхнюю часть уха.
Он проверил винтовку. Магазин был пуст. Он перезарядил, хоть и не был уверен, надо ли: кажется, он просто не способен ни в кого попасть. Винтовку он поставил на предохранитель.
Русские попали в засаду, понял он. Их гнали вперед, пока они не оказались в окружении, а потом немцы захлопнули ловушку.
Но что же ему делать? Вокруг никого не было, приказов ждать не от кого. Но и на месте оставаться нельзя. Было ясно, что корпус отступил, и он решил, что надо двигаться назад. Если здесь нибудь еще остались русские войска, то, скорее всего, на востоке.
Он повернулся спиной к садящемуся солнцу и пошел. Пробираясь через лес, он шел как можно тише, не зная, где могут оказаться немцы. А вдруг вся Вторая армия разбита и бежала? Ему пришло в голову, что он может умереть от голода в этом лесу.