Гибель гигантов
Шрифт:
Левка вспомнил последний день на «Архангеле Гаврииле», когда он пригрозил Спире выбросить его за борт, едва тот спросил, что бы Левка делал, если бы Спиря его обманул. Теперь он вполне мог это припомнить. Левка пожалел, что тогда не сдержался.
Всю службу он смотрел на Спирю, пытаясь по лицу определить, чего от него ждать. Когда он подошел причаститься, то попытался поймать взгляд недавнего приятеля, но Спиря не подал вида, что узнал его: он как будто был всецело поглощен службой.
Потом священник и его служка уехал вместе с графиней на машине, и около тридцати прихожан последовали за ними пешком. Левка подумал, что, может, Спиря заговорит с ним в Ти-Гуине, и со страхом попытался себе представить, что он скажет. Сделает вид, что никогда не занимался с Левкой карточным жульничеством? Или все расскажет шахтерам и направит их гнев на Левку? Или потребует денег за молчание?
Искушение бежать из города немедленно было велико. Поезда на Кардифф шли каждый час или два. Было бы у него побольше денег — он бы сделал ноги не раздумывая. Но ему не хватало на билет, поэтому он брел по дороге, ведущей на холм к особняку графа, за бесплатным обедом.
Их кормили в помещениях для прислуги, на нижнем этаже. Кормили сытно: тушеная баранина и вволю хлеба, да эль, чтобы все это запить. К ним приходила Нина, русская служанка графини, женщина средних лет, которая была за переводчика. Левка ходил у нее в любимчиках, и она всегда следила, чтобы ему перепадала лишняя кружка эля.
Священник ел вместе с графиней, но Спиря вошел в столовую для слуг и сел рядом с Левкой. Левка изобразил самую обаятельную дружескую улыбку.
— Мой старый друг, какой сюрприз! — сказал он по-русски.
Но Спиря не клюнул.
— Скажи-ка мне, ты по-прежнему играешь в карты? — спросил он.
— Если ты будешь об этом помалкивать, я тоже никому ничего не скажу, — тихо произнес Левка, все так же улыбаясь. — Справедливо?
— Мы поговорим об этом после обеда.
У Левки упало сердце. Чем, интересно, кончится этот разговор — проповедью или шантажом?
Когда после обеда Спиря пошел к черному ходу, Левка двинулся за ним. Ничего не говоря Спиря повел его к белой беседке-ротонде, напоминающей греческий храм в миниатюре. Если бы к ним кто-то направился, они заметили бы его издали. Шел дождь, и по мраморным колоннам стекали крошечные ручейки. Левка стряхнул с кепки воду и снова надел.
— Ты помнишь наш разговор на корабле, когда я спросил тебя, что ты будешь делать, если я не отдам тебе твою долю? — произнес Спиря.
Левка тогда едва не вытолкнул Спирю за ограждение, держал его над морем и угрожал свернуть шею и бросить за борт.
— Нет, не помню, — солгал он.
— Не имеет значения, — сказал Спиря. — Я просто хотел сказать, что прощаю тебя.
«Значит, будет проповедь», — подумал Левка с облегчением.
— То, что мы делали — грех, — продолжал Спиря, — я покаялся и получил отпущение.
— Тогда я не буду звать твоего попа сыграть со мной.
— Не шути так.
Левке захотелось схватить Спирю за горло, как тогда на корабле, но похоже, его теперь было не запугать. Как ни странно, ряса сделала его мужчиной.
— Я должен открыть глаза на твои преступления тем, кого ты ограбил.
— Они тебе спасибо не скажут. Могут отомстить не только мне, но и тебе.
— Я в своих грехах покаялся.
Левка покачал головой.
— Большинство тех, кого мы облапошили, — бедные евреи. Для них проповедь веры в Христа — чуть ли не преступление. Они могут забить тебя до смерти, а в подряснике — с особым удовольствием.
Мальчишеское лицо Спири на миг исказила злоба, но он тут же улыбнулся.
— Я больше беспокоюсь за тебя. Мне бы не хотелось подвергать тебя опасности.
Когда Левка слышал даже завуалированную угрозу, он понимал, что это угроза.
— Что ты собираешься делать?
— Вопрос в том, что собираешься делать ты.
— Если я перестану играть, ты будешь молчать?
— Если ты признаешь свою вину, чистосердечно раскаешься и прекратишь грешить — Господь простит тебя, а значит, и я не буду предавать тебя наказанию.
«А потом уберешься», — подумал Левка.
— Хорошо, я согласен, — сказал он. И тут же понял, что сделал это слишком быстро. И последовавшие слова Спири показали, что его не так-то просто одурачить.
— Я проверю, — сказал он. — И если узнаю, что ты нарушил обещание, я расскажу твоим жертвам о твоих проступках.
— И они меня убьют. Хорошо придумано!
— Насколько я понимаю, в создавшейся ситуации это было бы наилучшим выходом. И мой духовный наставник со мной согласен. Так что решай.
— У меня нет выбора.
— Благослови тебя Господь.
И Левка ушел. Он вышел за ворота Ти-Гуина и направился под дождем к Эйбрауэну, кипя от ярости. Как это похоже на попов: подумал он, лишить человека единственной возможности исправиться! Сам Спиря теперь живет на всем готовом, ему обеспечена еда, одежда и крыша над головой — благодаря церкви и бедным прихожанам, которые отдают попам последнее… Спиря теперь всю жизнь ничего не будет делать, только служить свои службы да тискать мальчишек-алтарников.
А что делать Левке? Если откажется от карт, он никогда не уедет в Америку. Он будет обречен на долгие годы работы в конюшне шахты, в полумиле от поверхности. И никогда не оправдается перед Григорием, не вытащит его в Америку…
Он так и не решил, как поступить.
Левка направился в паб «Две короны». В Уэльсе соблюдали субботу и не разрешали в воскресенье открывать пабы, но в Эйбрауэне на это редко обращали внимание. В городе был лишь один полицейский, и как большинство жителей, в воскресенье он отдыхал. А в пабе «Две короны» для приличия запирали парадную дверь, завсегдатаи заходили через кухню, и все было как всегда.