Гибель гигантов
Шрифт:
— Какое удивительное совпадение! — сказал он. — Я так рад встретить вас здесь!
— Честно говоря, я вас заметила и вошла следом, — сказала Мод. — Я хотела вас спросить, — продолжала она, понизив голос, — почему немцы до сих пор не сделали того предложения, о котором вы мне говорили?
Ответа он не знал.
— Может, они передумали, — сказал он мрачно. — Ведь там — как здесь, одна фракция стремится к миру, а другая — к войне. Возможно, военная фракция победила, и им удалось заставить кайзера изменить решение.
— Но должны же они понимать, что битвы уже ничего не решают! — сказала она гневно. — Вы читали в утренних газетах, что немцы взяли Бухарест?
Гас кивнул. Румыния вступила в войну в августе, и некоторое время англичане надеялись, что их новый союзник нанесет мощный удар, но в сентябре немцы пересекли границу Румынии, и сейчас ее столица пала.
— Фактически Германия оказалась в выигрыше, ведь теперь они получили румынскую нефть.
— Вот именно, — сказала Мод. — Один и тот же старый прием: шаг вперед — шаг назад. Когда мы уже перестанем попадать впросак?
— То, что Ллойда Джорджа назначили премьер-министром, выглядит не очень многообещающе, — сказал Гас.
— Да? Вот тут вы, возможно, ошибаетесь.
— Но он построил свою политическую репутацию на том, что был агрессивнее всех остальных. После этого ему может оказаться нелегко договариваться о мире.
— Не стоит быть таким уверенным. Ллойд Джордж непредсказуем. Он может повернуть на сто восемьдесят градусов, и этому удивятся только те, кто наивно полагал, что он говорил искренне.
— Ну что же, это внушает надежду.
— И все равно, как бы мне хотелось, чтобы премьер-министром у нас была женщина.
Гас не очень-то верил в такую вероятность хоть когда-нибудь, но вслух этого не сказал.
— Я хотела с вами поговорить еще кое о чем, — сказала она и остановилась.
Гас повернулся к ней. Может быть, благодаря картинам у него обострилось восприятие, но он поймал себя на том, что любуется ее лицом. Он отметил острые линии носа и подбородка, высокие скулы, изящную шею. Угловатость ее черт смягчали полные губы и большие зеленые глаза.
— Пожалуйста, о чем вам угодно, — сказал он.
— Что вам сказал Вальтер?
Гас вспомнил тот странный разговор в баре отеля «Адлон».
— Он сказал, что ему придется посвятить меня в одну тайну. Но так и не открыл мне эту тайну.
— Решил, что вы догадаетесь сами.
— Я догадался, что он, должно быть, любит вас. А по вашей реакции, когда я отдал вам письмо в Ти-Гуине, я понял, что любовь взаимна. И если вы позволите, — Гас улыбнулся, — я бы сказал, что он — счастливец.
Она кивнула, как Гасу показалось — с облегчением. Гас подумал, что, должно быть, догадался не обо всем; потому-то она и спросила, что именно он знает. Интересно, подумал он, что еще они скрывают? Возможно, они помолвлены?
Они пошли дальше. «Я понимаю, почему он вас любит, — подумал Гас. — Я тоже мог бы потерять голову».
Она вновь удивила его внезапным вопросом:
— Господин Дьюар, а вы когда-нибудь любили?
Это был нескромный вопрос, но он ответил.
— Да, любил. Дважды.
— Но это осталось в прошлом?
Ему вдруг захотелось ей рассказать.
— В тот год, когда началась война, мне хватило наглости влюбиться в женщину, которая была замужем.
— А она вас любила?
— Да.
— И что же?
— Я просил ее оставить мужа. Мне не следовало так поступать, и я знаю, что это вас шокирует. Но она была лучше, чем я, и она отказалась от моего безнравственного предложения.
— Меня не так легко шокировать. А второй раз?
— В прошлом году у меня была помолвка в родном городе, Буффало. Но она вышла за другого.
— Простите. Мне, наверное, не следовало заводить об этом речь Я напомнила вам о событиях, о которых больно вспоминать!
— Да, это так.
— Вы простите мне признание, что мне стало легче? Оттого, что вы знаете, какую боль может причинить любовь.
— Да, знаю.
— Но, может, скоро наступит мир, и моя боль пройдет.
— Я очень на это надеюсь, леди Мод.
Этель целыми днями мучительно думала о предложении Фица. Стоя на заднем дворе, на холодном ветру, она выкручивала выстиранное белье и представляла себе жизнь в том чудном доме в Челси, представляла Ллойда, бегающего по саду под присмотром заботливой няни. «Я дам тебе все что угодно», — сказал он, и она знала, что это правда. Он оформит дом на нее. Он свозит ее в Швейцарию и на юг Франции. Если бы поставила себе такую цель, то могла бы добиться от него пожизненного содержания и получать деньги до самой своей смерти, даже если надоест ему, — хотя она знала, что если захочет, то не надоест никогда.
Это стыдно и отвратительно, говорила она себе сурово. Она станет женщиной, которой платят за секс, а что, как не это, означает слово «проститутка»? Она никогда не могла бы пригласить в свое жилище родителей, они сразу бы поняли, что все это значит.
Неужели это для нее так важно? Может, и нет, но это еще не все. Она хотела от жизни большего, чем просто удобства. Став любовницей миллионера, она вряд ли могла бы продолжать борьбу за простых женщин. С политикой ей пришлось бы покончить. Она перестала бы видеться с Милдред и Берни, и даже общаться с Мод ей было бы неловко.