Гибель гигантов
Шрифт:
— В моем взводе главой комитета был я. Пока их не запретили, конечно.
Лицо полковника потемнело от гнева.
Григорий понял, что происходит революция в миниатюре. Кто победит, полковник или капрал?
Подтянулись еще солдаты, послушать.
— А тогда скажите мне, — спросил Григорий капрала, — почему вы идете против революции?
— Но мы не против революции! — воскликнул капрал. — Мы пришли защищать ее!
— Вас обманывают! — Григорий заговорил громче и повернулся к подошедшим. — Премьер-министр, товарищ Керенский, сместил Корнилова, но тот не желает уходить, поэтому и послал вас на Петроград. [23]
23
В августе 1917 года Лавр Георгиевич Корнилов был Верховным главнокомандующим Русской армии. Прим. ред.
Пронесся возмущенный ропот.
Полковник заволновался: он знал, что Григорий говорит правду.
— Довольно врать! — проревел он. — Убирайтесь сейчас же, или я вас застрелю!
— Уберите руки от пистолета, полковник, — сказал Григорий. — Ваши люди имеют право знать то же, что и вы. — Он взглянул на растущую толпу. — Или нет?
— Да! — ответило ему несколько голосов.
— Мне не все нравится, что сделал Керенский, — сказал Григорий. — Он вернул смертную казнь и порку. Но это лидер революции. А ваш генерал Корнилов хочет революцию уничтожить.
— Ложь! — яростно сказал полковник. — Солдаты, разве вы не понимаете?! Это же большевик! Всем известно, что им платит Германия!
— Откуда нам знать, кому верить? — сказал капрал. — Вы говорите одно, прапорщик, а полковник — другое.
— Ну так не верьте ни мне, ни ему, — сказал Григорий. — Идите и убедитесь сами. — Он заговорил еще громче, чтобы его обязательно услышали все. — Не надо прятаться в этой школе! Пойдите на ближайший завод и спросите у любого рабочего. Поговорите с солдатами, которых встретите на улице. И вы скоро поймете, в чем правда.
— Это хорошая мысль, — кивнул капрал.
— Ничего подобного вы не сделаете! — гневно сказал полковник. — Я приказываю всем оставаться на территории школы.
«А вот это большая ошибка», — подумал Григорий.
— Ваш полковник не хочет, чтобы вы поспрашивали у людей, — сказал он. — Разве это не доказывает, что он лжет вам?
Полковник положил руку на пистолет и произнес:
— Прекратить мятежные речи!
Солдаты смотрели попеременно то на полковника, то на Григория. Настал переломный момент, Григорий был как никогда близок к гибели.
Вдруг Григорий понял, что находится в невыгодном положении. Он так увлекся спором, что не подумал о том, что делать, когда спор закончится. У него на плече была винтовка, но с предохранителя он ее не снял. Чтобы снять ее с плеча, повернуть тугой затвор и взять винтовку наизготовку, потребуется несколько секунд. Полковнику, чтобы поднять пистолет и выстрелить, понадобится гораздо меньше времени. Григория обдало волной страха, и ему пришлось подавить желание повернуться и убежать.
— Мятежные? — сказал он, стремясь выиграть время и стараясь говорить ровным голосом. — Когда генерал, которого сместили, идет на столицу, но его войска отказываются атаковать законное правительство, кто является мятежником? Я думаю, генерал. И офицеры, выполняющие изменнические приказы.
Полковник вытащил пистолет.
— Убирайтесь отсюда! Немедленно! — Он повернулся к остальным. — А вам всем необходимо вернуться в школу и собраться в зале. Помните, неповиновение в армии — преступление, и смертная казнь за это возвращена. Пристрелю любого, кто посмеет ослушаться!
И он направил пистолет на капрала.
Григорий понял, что солдаты сейчас будут повиноваться этому офицеру — властному, самонадеянному, вооруженному.
Но он ошибся. Солдаты, переминаясь с ноги на ногу, остались стоять. А капрал ловким движением разоружил полковника и, несмотря на сопротивление, сумел удержать его, не дать тому кинуться на Григория.
— Я попрошу увести арестованного, — спокойно сказал Григорий, внутренне ликуя. — Как вы и говорили, полковник, неповиновение приказам в армии строго карается. Не следует об этом забывать!
От Москвы Фиц и Би ехали лишь в сопровождении Нины, русской горничной Би, и Дженкинса, камердинера Фица, бывшего чемпиона по боксу, которого не взяли в армию из-за слабого зрения.
С поезда они сошла на крошечном полустанке, откуда можно было добраться до поместья. Приглашенные Фицем консультанты советовали князю Андрею построить здесь городок, с лесопилкой, магазинами и мельницей; но ничего этого он не сделал, и крестьяне по-прежнему возили свой урожай на рынок в соседний город за двадцать верст.
Андрей послал им навстречу открытую карету с угрюмым кучером, который спокойно смотрел, пока Дженкинс поднимал багаж в заднее отделение кареты. Пока они ехали по грязной проселочной дороге Фиц, оглядывая окрестности, вспомнил свой предыдущий приезд в качестве новоиспеченного мужа княжны: тогда вдоль дороги стояли крестьяне и радостно приветствовали их. Теперь атмосфера была совсем другая. Крестьяне в поле едва ли глядели в их сторону, а в деревнях и селах жители и вовсе нарочно поворачивались к карете спиной.
Фица это раздражало, и настроение у него испортилось, но при виде старого каменного дома, залитого масляно-желтым светом клонящегося к закату солнца его раздражение прошло. Небольшая стайка опрятно одетых слуг появилась из парадных дверей, как утки, спешащие на кормежку, они засуетились вокруг кареты, распахивая дверцы и разбирая багаж. Дворецкий князя Андрея, Георгий, поцеловал Фицу руку и произнес по-английски фразу, которую, видимо, недавно вызубрил:
— Граф Фицгерберт, ваш русский дом приветствует вас.
Русские дома часто снаружи выглядели грандиозно, но внутри оказывались довольно запущенными, и дом князя Андрея не представлял собой исключения. Высокие потолки нуждались в побелке, а бесценные канделябры были покрыты пылью. Князь Андрей и княгиня Валерия ждали их под большим портретом сурово нахмурившегося деда Би и Андрея.
Би бросилась к Андрею и заключила его в объятия.
Валерия, классическая красавица с правильными чертами лица и темными волосами, уложенными в аккуратную прическу, подала Фицу руку и сказала по-французски: