Гибель гигантов
Шрифт:
Билли сел. Капитаны и Фиц начали совещаться. Билли подумал, не слишком ли далеко он зашел. Он чувствовал, что надо быть резким, но он мог вызвать неодобрение капитанов вместо того чтобы привлечь их на свою сторону.
Однако, похоже, у судей возникли разногласия. Фиц что-то говорил, а Эванс отрицательно качал головой. Мюррею было явно неловко. Может, это хороший знак, подумал Билли. Но все равно ему было страшно, как никогда в жизни. Ни на Сомме под пулеметным огнем, ни в шахте во время взрыва — никогда он не испытывал такого страха, как сейчас, когда его жизнь была в руках этих враждебно настроенных офицеров.
Наконец они пришли к единому мнению. Фиц посмотрел на Билли и сказал:
— Встаньте.
Билли встал.
— Сержант Уильям Уильямс, суд признал вас виновным. — Фиц смотрел на Билли, словно надеясь увидеть на его лице ужас поражения. Но Билли ожидал, что его признают виновным, и его страшил не обвинительный приговор, а мера наказания, к которой его приговорят.
Фиц объявил:
— Вы приговорены к десяти годам каторжных работ.
Сохранять неприступный вид больше не было сил. Да, его не казнят, но десять лет! Когда он выйдет на свободу, ему будет тридцать. Тысяча девятьсот двадцать девятый год. Милдред будет тридцать пять. Половина жизни позади. Билли больше не мог контролировать выражение лица. На глаза навернулись слезы.
На лице Фица появилось выражение удовлетворения.
— Увести, — приказал он.
И Билли повели отбывать наказание.
Глава тридцать седьмая
Май — июнь 1919 года
В первый день мая Вальтер Ульрих написал Мод письмо из Версаля.
Он не знал, жива она или нет. После Стокгольма он не получал от нее известий. Между Германией и Великобританией все еще не было почтового сообщения, так что за два года это была его первая возможность.
Накануне Вальтер с отцом приехали во Францию на мирную конференцию — в составе немецкой делегации, включавшей в себя сто восемьдесят политиков, дипломатов и чиновников Министерства иностранных дел. Во Франции их особый поезд был вынужден идти со скоростью пешехода; они ехали через разоренные земли северо-восточной Франции.
— Можно подумать, здесь рвались только наши снаряды! — раздраженно сказал Отто.
Из Парижа на автобусах их перевезли в маленький городок Версаль и поселили в «Отель де Резервуар». Багаж выгрузили во дворе и грубо велели нести самим. По всей видимости, подумал Вальтер, победители французы не желали быть великодушными.
— Они-то не победили, вот в чем суть, — сказал Отто. — Хоть они и не оказались побежденными окончательно, потому что их спасли англичане и американцы, хвастать им особенно нечем. Мы сильнее, им это известно и уязвляет их непомерную гордыню.
В гостинице было холодно и сумрачно, но снаружи вовсю цвели яблони и магнолии. Немцам разрешалось гулять по парку вокруг дворца и ходить по магазинам. У гостиницы всегда собиралась небольшая толпа. Обычные люди были настроены не так враждебно. Иногда они принимались свистеть, но чаще им просто было интересно посмотреть так близко на врага.
Вальтер написал Мод в первый же день. Он не упоминал об их браке — у него еще не было уверенности, что это безопасно, и как бы то ни было, от привычки к скрытности было уже трудно отказаться. Он написал, где находится, описал гостиницу и окрестности, и попросил ответить. Потом отправился в город, купил марку и послал письмо.
Волнуясь и надеясь, он ждал ответа. Если она жива, любит ли она его? Он был почти уверен, что да. Но ведь с тех пор, как она обнимала его так жарко в стокгольмском гостиничном номере, прошло два года. Сколько мужчин, вернувшись с войны, узнали, что их подруги и жены за долгие годы разлуки полюбили кого-то другого!
Через несколько дней лидеров делегаций собрали в отеле «Дворец Трианон» с другой стороны парка и церемонно вручили экземпляры проекта мирного договора, разработанного странами-победительницами. Текст был на французском языке. По возвращении в «Отель де Резервуар» договор был немедленно передан переводчикам. Одну такую группу возглавлял Вальтер. Он разделил данный ему отрывок на части, раздал и сел читать.
Все было еще хуже, чем он предполагал.
В пограничной Рейнской области пятнадцать лет должны были оставаться французские войска. Саарская область должна быть передана под протекторат Лиги наций, а угольными шахтами должны управлять французы. Эльзас и Лотарингия передавались Франции без референдума: французское правительство боялось, что население проголосует за то, чтобы остаться в составе Германии. Новая Польша была столь велика, что присоединила к себе земли трех миллионов немцев и угольные месторождения Силезии. И еще Германия лишалась всех своих колоний: их поделили между собой страны Антанты как воры делят добычу. И немцы должны были согласиться на выплату репараций в неуказанном количестве — иными словами, подписать незаполненный чек.
Во что они хотят превратить Германию? Неужели собираются создать из страны огромный каторжный лагерь, где все живут на голодном рационе и трудятся в поте лица только для того, чтобы пришли надсмотрщики и все отобрали?! И если Вальтер тоже будет рабом в этом концлагере, как он может думать о том, чтобы жить вместе с Мод и растить детей?
Но хуже всего было условие об ответственности за развязывание войны.
В статье 231 говорилось: «Союзные и Объединившиеся Правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных Союзными и Объединившимися Правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзников».
— Это ложь! — гневно вскричал Вальтер. — Глупая, невежественная, злобная, несправедливая, мерзкая ложь!
Конечно, он понимал, что Германию нельзя признать невиновной, сколько раз он об этом спорил с отцом. Но он видел дипломатический кризис лета четырнадцатого года, видел каждый маленький шажок, приближавший войну, и ни одна страна не была в ней виновна. Основной целью глав государств с обеих сторон было защитить свои народы, и никто из них не собирался ввергать мир в величайшую в истории войну: ни Асквит, ни Пуанкаре, ни кайзер, ни царь, ни австрийский император. Даже Гаврила Принцип, сараевский убийца, наверняка не хотел того, что получилось в результате его преступления. Но даже его нельзя было признать ответственным «за причинение всех потерь и всех убытков».
Вскоре после полуночи Вальтер случайно встретился с отцом, когда оба они сделали перерыв, выйдя выпить кофе, — чтобы прогнать сон и продолжить работу.
— Это возмутительно! — кипел Отто. — Мы соглашались на мир на основе «Четырнадцати пунктов» Вильсона, но этот договор не имеет с ним ничего общего!
Впервые в жизни Вальтер с ним согласился.
К утру перевод был закончен и с курьером для особых поручений отослан в Берлин — классический пример немецкой эффективности, подумал Вальтер, отчетливо замечая достоинства своей страны теперь, когда ее поливали грязью. Он слишком устал, чтобы уснуть, и решил прогуляться, пока не удастся расслабиться настолько, чтобы можно было лечь спать.