Гибель гигантов
Шрифт:
Мод настаивала на том, чтобы ее слова цитировали точно, и журнал сдержал обещание. «Я знаю, что некоторые англичане ненавидят немцев, — сказала она. — Но я также знаю, что Вальтер и многие другие немцы сделали все возможное, чтобы предотвратить войну. А теперь, когда война позади, мы должны создавать между бывшими врагами отношения мира и дружбы, и я очень надеюсь, что люди будут воспринимать наш союз как символ нового мира».
За годы политической борьбы Мод узнала, что иногда можно получить поддержку от прессы ценой исключительного права на хороший материал.
Вальтер вернулся в Берлин, как было запланировано. Когда члены делегации отправились на вокзал, чтобы ехать домой, по дороге им встречались злорадствующие толпы. В секретаршу попал брошенный камень, и она упала. Французы прокомментировали это так: «Вспомните, что они сделали с Бельгией!» Секретарша до сих пор была в больнице. В то же время сама мысль о подписании договора приводила немцев в ярость.
Бинг сел на диван рядом с Мод. В кои-то веки он был серьезен.
— Жаль, что здесь нет вашего брата, чтобы дать вам совет относительно этого… — Он кивнул на журнал.
Мод написала Фицу о своем браке и вложила в письмо вырезку из «Татлера», чтобы показать, что лондонское общество приняло ее поступок. Она не имела представления, сколько времени будет идти к Фицу ее письмо, и понимала, что ждать ответ стоит через несколько месяцев, не раньше. А тогда ему уже будет поздно протестовать. Ему останется лишь улыбнуться и поздравить ее.
При мысли, что ей нужен мужчина, чтобы советовать, что ей делать, Мод ощетинилась.
— Ну и что, по-вашему, мог сказать Фиц?
— Что в обозримом будущем женщине, вышедшей замуж за немца, придется нелегко.
— Я это и сама знаю.
— В отсутствие Фица я чувствую, что какая-то доля ответственности за вас лежит на мне.
— Прошу вас, не думайте об этом! — Мод постаралась не обижаться. Какой совет мог дать Бинг кому бы то ни было, если дело не касалось ночных заведений, карт и выпивки в любой точке земного шара?
Он понизил голос.
— Мне не хотелось бы говорить это, но… — Он взглянул на тетушку Гермию, которая поняла намек и пошла налить себе еще кофе. — Если бы вы могли заявить, что брак не был окончательно заключен, его можно было бы аннулировать.
Мод вспомнила комнату с лимонными занавесками и сдержала счастливую улыбку.
— Я не могу этого заявить.
— Пожалуйста, не говорите мне ничего. Я только хочу быть уверен, что вам известны ваши возможности.
Мод подавила раздражение.
— Бинг, я понимаю, вы желаете мне добра…
— Еще есть возможность расторгнуть брак. Любой мужчина, знаете ли, предоставляет жене достаточно оснований к этому…
Больше Мод сдерживаться не могла.
— Пожалуйста, немедленно оставьте эту тему, — сказала она, повысив голос. — Я не имею ни малейшего желания ни аннулировать брак, ни разводиться. Я люблю Вальтера.
— Я просто пытаюсь сказать вам то, что, как мне кажется, сказал бы вам ваш брат, будь он здесь, — хмуро сказал Бинг, встал и обратился к жене: — Может, поедем? Вовсе не обязательно опаздывать всем вместе.
Через несколько минут в гостиную вошла Би в новом платье из розового шелка.
— Я готова, — заявила она так, словно это она их ждала, а не наоборот. Ее взгляд скользнул по левой руке Мод, и она заметила обручальное кольцо, но ничего не сказала. Когда Мод сообщила ей новость, ее ответ был обдуманно-нейтральным:
— Надеюсь, ты будешь счастлива, — сказала она без теплоты в голосе. — И надеюсь, Фиц сможет принять тот факт, что ты сделала это без его разрешения.
Они вышли из дома и сели в машину — черный кадиллак, который купил Фиц, когда его синий кадиллак застрял во Франции. Все это оплачивал Фиц, подумала Мод: дом, в котором жили три его родственницы, баснословно дорогие наряды, которые они носили, машину, ложу в опере… Ее счета за «Риц» в Париже отсылали Альберту Солману, лондонскому поверенному Фица, и он оплачивал их без вопросов. Фиц никогда не выражал неудовольствия. Вальтер не сможет обеспечить ей такой стиль жизни, она это знала. Может быть, Бинг прав в том, что ей будет трудно без привычной роскоши. Но зато она будет жить с человеком, которого любит.
Из-за Би они подъехали к Ковент-Гардену в последнюю минуту. Зрители уже заняли свои места. Они торопливо прошли по застеленной красным ковром лестнице и направились к своей ложе. Мод вдруг вспомнила, как сидела в этой ложе рядом с Вальтером на «Дон-Жуане». Ей стало неловко: что тогда на нее нашло?
Бинг Вестхэмптон с женой были уже в ложе, он встал и придвинул Би стул, когда она садилась. В зале было тихо: опера должна была вот-вот начаться. В опере одним из развлечений было наблюдать за зрителями, и когда графиня Би прошла на свое место, много голов повернулось посмотреть на нее. Тетя Гермия села во второй ряд, и Бинг придержал стул первого ряда, чтобы придвинуть его Мод. В партере послышались разговоры: большинство присутствующих видели фотографию и читали статью в «Татлере». Многие знали Мод лично: это было лондонское высшее общество, аристократы и политики, судьи и епископы, известные художники и богатые предприниматели — и их жены. Мод привстала на секунду: пусть посмотрят на нее, увидят, как она горда и счастлива.
Это было ошибкой.
Настроение публики переменилось. Разговоры стали громче. Слов разобрать было нельзя, но в шуме голосов слышалось осуждение: так меняется звук летящей мухи, когда ей преграждает путь оконное стекло. Это ошеломило Мод. И тут она услышала другой звук, кошмарно похожий на шипение. Смущенная и испуганная, она села.
Но это было уже не важно. Теперь на нее смотрели все. Шипение в секунды расползлось по партеру и перекинулось на первый ярус.
— Ну надо же! — сделал робкую попытку возмутиться Бинг.
Никогда еще Мод не сталкивалась с подобной ненавистью, даже в разгар демонстраций суфражисток. У нее перехватило дыхание. Хоть бы уже начиналась музыка! Но дирижер тоже смотрел на нее во все глаза, опустив свою палочку.
Она старалась смотреть на них с достоинством, но на глаза навернулись слезы, и все вокруг расплывалось. Этот кошмар не кончится сам по себе, поняла она вдруг. Она должна что-то сделать.
Она поднялась, и шипение стало громче.
Слезы побежали по ее лицу. Почти ничего не видя, она повернулась к ним спиной. Споткнувшись о свой стул, неверной походкой двинулась назад, к двери. Тетя Гермия тоже поднялась, бормоча: «Ох, детка, детка, детка!»