Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941
Шрифт:
Экипажам самолетов нечего было делать. Абсолютно нечего. Им оставалось только ждать. Ждать приказа на взлет, который никогда не поступит. Они находились в постоянной боевой готовности. День и ночь в летной экипировке, вынужденные находиться на верхней палубе, когда над головой со свистом проносились снаряды, звучала воздушная тревога, когда члены экипажа корабля занимали свои места согласно боевому расчету. Летчики были «экскурсантами» на линкоре, над которыми смеялись и одновременно завидовали. Они вынуждены были играть в карты,
Это невыносимо.
Им приходилось беспомощно наблюдать, как жалкие «Свордфиши» торпедировали «Бисмарк», как над немецким флагманом безнаказанно кружили самолеты-корректировщики. Что за судьба у пилота люфтваффе, командированного на корабль!
Два дня назад капитан Фридрих обратился к командиру корабля:
– Прошу разрешить взлет.
– Для чего, Фридрих?
– Сбить «Каталину» будет нетрудно.
– Прилетит другая.
– И ее собью.
Линдеман улыбнулся.
– Это не так легко, – сказал он с теплотой в голосе. – Потребуется двадцать минут, чтобы вы поднялись в воздух. Придется сбавить скорость… Понимаете, что это значит? И какая гарантия, что вас не собьют?.. Придет и ваша очередь, капитан.
– Я был летчиком-истребителем.
– Знаю, – сказал командир. – Ценю это и помню о вас, капитан.
Только вернувшись к товарищам, Фридрих вспомнил, что хотел сказать командиру корабля. Черт побери, что такое «Каталина» и «Свордфиш»! Он сбил четыре «Спитфайра» над Францией! Получил Железный крест, когда большая часть его эскадрильи не вернулась. Что такое «Каталина» в сравнении со «Спитфайром»!
Им снова приходилось ждать, томиться на корабле. Вынужденное бездействие медленно опустошало их души.
Капитан был энергичным молодым офицером, соответствовавшим духу времени. Он, как говорят, родился в рубашке. Фридрих был единственным сыном директора банка, который, учитывая школьные оценки своего отпрыска, нанял ему частного учителя. Так мальчик перешел в следующий класс. Стал лучшим среди соучеников боксером, пловцом и гимнастом. Выбился в лидеры нацистской молодежной организации – участвовал в спортивных состязаниях, ночевал в палатке, по вечерам сидел у костра, распевая патриотические песни и ведя споры с юношеским пылом.
Затем пришло увлечение планеризмом. Он быстро научился использовать воздушные потоки. Легко выдержал экзамены и получил сертификаты А, В и С. Он носил эмблему в виде белых крыльев на голубом фоне с такой же гордостью, с какой ветераны Первой мировой войны надевали свои Железные кресты.
Наконец был получен сертификат об окончании летной школы. Ему вновь, если так можно сказать, повезло, так как разразилась война, а она никому не давала снисхождения. Его призвали в люфтваффе. Сбил два самолета, находясь в невысоком звании. Досрочно стал капитаном. На свое двадцатилетие сбил четвертый самолет противника. Совершил посадку на горящем самолете, сумел выбраться из-под его обломков невредимым. В госпитале его подлечили. Получил отпуск для реабилитации.
Затем уладил отношения с Ортруд. Они жили по соседству, вместе играли, пока не посчитал игру с девочкой чем-то унизительным. Когда они встретились вновь, Ортруд только что закончила школу. Он обрушил на нее такой напор, не давая опомниться, что она не устояла. Молодые люди нетерпеливы, особенно во время войны. Они соединились прежде, чем были помолвлены. Собирались оформить свои отношения позднее, когда будет свободное время, – может быть, дня через два, если ничего не случится. Черт возьми, почему что-то должно было случиться?
Капитан Фридрих держал руки на штурвале и думал об Ортруд. Надо быть внимательным при взлете! Нельзя ошибиться! Вздор, он, конечно, не разобьется.
Ему нужно было преодолеть 650 километров. Дальность же полета «Арадо» 1200 километров. Все готово. Наконец отмашка команде катапульты. Дроссель открыт. Рычаг установлен в нужное положение…
– Проклятье, что случилось?
Катапульта отказала. Экипажу необходимо покинуть машину.
– У, дьявол, – выругался унтер-офицер Шнивинд.
Фридрих заглушил мотор и вместе с напарником выбрался из самолета.
– Не надо волноваться, – успокоил механик. – Оказались поврежденными патрубки для подачи сжатого воздуха. Скоро мы устраним неполадку.
Капитан Фридрих кивнул. Черт, почему они не заметили этого раньше? – подумал он с горечью. Но нельзя давать волю чувствам. Еще одна сигарета. Обмолвился несколькими фразами с экипажами двух самолетов, ожидавших своей очереди на взлет. Еще несколько записок родственникам. Опять мрачные шутки тех, кому приходилось оставаться на корабле.
– Готово! – крикнул механик.
Фридрих и Шнивинд заняли места в самолете. Открыли дроссель, опустили рычаг катапульты.
Вновь неудача.
Еще одна попытка.
Тщетно.
– Покиньте машину, – распорядился офицер-инженер. – Вы не сможете взлететь. Направляющие рельсы повреждены. Должно быть, последствия взрыва торпеды.
– Что это значит?
– Ничего нельзя сделать.
Фридрих весь напрягся. Никто не должен видеть, что он сейчас чувствует. Не подавать виду. И следить за тембром голоса.
– Ну, – бодро обратился он к Шнивинду, чтобы услышали окружающие, – теперь мы настоящие отпускники. Пойдем купаться.
– Отлично, я умею плавать, – подыграл товарищу унтер-офицер.
Вернувшись на палубу, Фридрих швырнул на рундук кипу записок и писем. Вот так, подумал он.
Молодым офицером овладело ужасное безразличие. Он вдруг почувствовал, что все потеряло смысл, словно наблюдал за собственной судьбой в театральный бинокль из оперной ложи. Страх улетучился, Фридрихом постепенно овладело чувство полного равнодушия. Оно накрыло, будто плотным саваном, все его мысли и надежды, в целом судьбу.