Гибель Марса
Шрифт:
– - Нехорошо, нехорошо...
– - многозначительно произнес комиссар Ё-моё.
– Я тебе в отцы гожусь. Долг платежом красен.
– - Какой долг?!
– удивился я.
– - Ты еще спрашиваешь!
– неподдельно возмутился комиссар Ё-моё, снова останавливаясь прямо надо мной.
– - Спрашиваю, потому что чего-то не понимаю.
– - Мне тебя продали на ходку в бабон!
– радостно сообщил комиссар Ё-моё.
Видать, это ему дорого вышло, потому что он сильно важничал.
– - Продали?!
– удивился я, выказывая
– Кто?
– - Твои дружки!
– - Свисти, папаша, дальше, -- я отвернулся.
Я не обязан был ему верить. На Леху, конечно, нельзя было полагаться на все сто, но такого свинства я от него не ожидал.
– - Не веришь?
– ехидно спросил комиссар Ё-моё и посмотрел на своего раба, словно призывая в свидетели.
Формально, конечно, юмоны имели такой же статус, как и все марсиане, но это, что называется, декларировалось лишь на бумаге, потому что с моралью у юмонов как раз было не все в порядке.
– - Не верю, -- подтвердил я и тоже посмотрел на Сорок пятого.
Сорок пятый приосанился, сделал идиотское лицо и попытался развести руками в знак того, что так оно и есть и по-другому не будет. Он дергал мою левую руку, в которой был пристегнут, улыбался, как провинившийся Леха Круглов, и пускал слюни.
– - Хозяин...
– - произнес он фальцетом, по-собачьи глядя на комиссара Ё-моё.
– - Все равно!
– уперся я.
– - А придется поверить!
– заявил комиссар Ё-моё.
– - С какой стати?
– возмутился я.
– - А с той, что куда сегодня Леха бегал? А?
– он ехидно улыбнулся.
– - Известно куда...
– - растерялся я, - в редакцию...
– - Это он тебе сказал, что в редакцию, а сам на Гороховой в банк завернул. Ё-моё!
– - Зачем?
– глупо осведомился я.
Хотя зачем еще ходят в банк? Викентий, не будь наивным! Друзья и жены тоже предают. Самыми надежными оказываются только собаки.
– - ...Чтобы положить на свой счет кругленькую сумму... Ё-моё...
Он торжествовал. Плавился от удовольствия -- кто-то оказался подлее его самого.
– - Иди, папаша, -- сказал я ему, -- по ночам я не подаю.
– - А зря!
– в сердцах воскликнул комиссар Ё-моё.
– Потому что теперь ты мой еще на сутки, ё-моё.
– - Стоп-стоп!
– поднял я правую руку, на которой не было наручника.
– Кажется, один раз я с тобой куда-то уже перемещался?!
– - Ну перемещался, ну и что?!
– раздул ноздри комиссар Ё-моё.
– Мне это стоило лишней седины! Ё-моё!
– Он наклонил голову, которая посеребрилась от времени.
Но почему-то это не убеждало. Я пожал плечами. Казалось, он меня в чем-то укорял. Даже легкомысленный юмон, которому надоел наш разговор, проснулся и с неподдельным возмущением посмотрел на меня.
– - Второй раз не перемещусь!
– заверил я.
– - Обсуждение этого вопроса является предательством!
– заявил комиссар Ё-моё.
– - Предательством?!
– удивился я.
– - Почти, -- уточнил он.
– - Ну... и как мы тогда должны разговаривать? С помощью жестов?
– - Не усложняй себе жизнь, сынок, -- предупредил комиссар.
– Ведь ты даже не знаешь, во что вляпался.
– - Во что же?
– - В дерьмо - по самые уши!
– - Что-то не заметил, -- отозвался я.
– - Уж поверь моей осведомленности, -- заверил он.
– - Это почему?
– спросил я.
– - Потому что ты стрелял в федералов.
– - Я?! Я даже не видел их!
– - А я?!
– возмутился он.
– - Вы федерал?
Тогда он сунул мне под нос документ, из которого явствовало, что комиссар Ё-моё является супер-пуперагентом метаполиции и наделен полномочиями ВПР - внесудебного принятия решений. Это уже было серьезно. Одно дело - начальник полиции в заштатном северном городке, а другое - столичный тайный сыск.
– - Понял? Ты целился в нас?
Сорок пятый даже приосанился. Видать, он гордился своим хозяином и тем, как он ловко завернул разговор.
– - Да...
– - склонился я под тяжестью обвинения.
– Не скрываю, но ведь не выстрелил!
– - Время сейчас военное. Кто будет разбираться, -- сухо заметил комиссар Ё-моё.
Мне друг показалось, что разговор попахивал хорошо режиссированной сценой, что вдруг комиссар Ё-моё засмеется, засмеется и Ханыков, пристегнутый к березе, засмеется и юмон - раб комиссара Ё-моё. Все окажется шуткой. Мы обнимемся и выпьем водки, которая наверняка есть у комиссара Ё-моё в заначке, и ко всеобщему удовольствию разъедемся по домам.
– - Целился, -- признался я, -- но не выстрелил. Я же не знал, кто вы.
– - Я тебе кричал?
– - Ну в общем да, что-то такое...
– - Вот видишь. Даже свидетели есть.
– - Кто?
– удивился я.
– - Неважно...
– - ответил комиссар Ё-моё.
Но по тому, как невольно дернулся Сорок пятый, я понял, что свидетелем является именно он.
– - Да вот хотя бы Ханыков...
– - словно впервые заметив пожарника, кивнул комиссар Ё-моё.
– - Никакой я не свидетель, -- подал голос Виктор Ханыков.
– - Ну неважно, -- тут же согласился комиссар Ё-моё, -- хотя по роду службы ты обязан.
– - Обязан?
– спросил я.
– - Обязан...
– - скорчился под березой Виктор Ханыков.
– - Не буди во мне зверя -- поехали! А?!
– - Но почему?!
– все еще упорствовал я.
Знаете, что заявил он мне в сердцах:
– - Ты моя страховка! Ё-моё!
– - Страховка?!
– возмутился я.
– - Страховка, -- подтвердил он, глядя на меня сверху вниз.
Мне вдруг стало все равно: всю жизнь меня предавали - разве можно так жить! Черная полоса невезения. Даже любимая девушка - и та заперлась в подвале!