Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991

Раззаков Федор Ибатович

Но вернемся непосредственно к советскому кинематографу.

На рубеже 70-х свою очередную «нетленку» явил миру еще один кумир либеральной интеллигенции – Андрей Тарковский. После во многом автобиографического фильма «Зеркало» (1975) он какое-то время находился на распутье, раздумывая, что снимать дальше: «Идиота» Ф. Достоевского, «Смерть Ивана Ильича» Л. Тостого или «Пикник на обочине» братьев А. и Б. Стругацких. Но у Госкино были свои виды на Тарковского. В начале 1975 года его глава Ф. Ермаш предложил режиссеру снять фильм… о Ленине.

Скажем прямо, согласись Тарковский на это предложение, и его непростая судьба враз могла бы измениться в лучшую сторону:

власть наверняка бы отметила режиссера и высоким званием (он на тот момент был всего лишь заслуженным деятелем искусств РСФСР), и солидным гонораром (финансовое положение Тарковского в те годы было настолько трудным, что он сдавал личные вещи в ломбард). И все же режиссер предпочел отказать Ермашу, понимая, что в случае согласия он серьезно подорвет свой авторитет не только в либеральных кругах у себя на родине, но и на Западе.

Между тем, понимая, что прямой отказ может окончательно испортить его и без того непростые отношения с Госкино, Тарковский поступил более хитро. Он заявил: «Я готов хоть завтра снять фильм о Ленине. Но при одном условии: ни одна контролирующая инстанция от ЦК до Института марксизма-ленинизма не будет вмешиваться в мою работу». Естественно, подобный вариант Госкино устроить не мог категорически. В итоге Тарковский взялся за экранизацию повести братьев Стругацких, назвав фильм «Сталкер» (так в повести называл себя проводник в аномальную зону, в которой сбывались любые желания дошедших туда людей).

Вряд ли, давая разрешение на эту экранизацию, в Госкино не понимали, какое именно кино собирается снимать Тарковский. Одно то, что сюжет фильма происходил в некой Зоне, должно было насторожить чиновников: ведь «зоной» в диссидентских кругах и на Западе называли СССР. Сам Тарковский так определял главную идею фильма: «Зона – это не территория, это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек – зависит от его чувства собственного достоинства, его способности различать главное и преходящее…»

Разрешение на постановку Тарковский получил на удивление легко. Однако потом эта легкость обернулась такими трудностями, которые никогда ранее в творческой биографии режиссера не случались (хотя его судьбу в кино легкой никак не назовешь).

В качестве места натурных съемок Тарковский выбрал Таджикистан – городок Исфара на границе с Узбекистаном и Киргизией. Однако буквально накануне съемок там случилось землетрясение, которое перечеркнуло планы киношников. Пришлось срочно подыскивать новое место работы. Его нашли в Эстонии, в районе реки Пилитэ рядом с Таллином. Там в мае 1977 года и начались натурные съемки (до этого три месяца работа шла в павильонах «Мосфильма»). Но вскоре грянула новая беда: в августе обнаружилось, что почти все, что было снято на натуре, оказалось техническим браком.

Отметим, что по поводу случившегося до сих пор нет единого мнения. По одной версии, во всем виновата случайность. Якобы на «Мосфильме» отказала артезианская скважина и для проявки пленки не оказалось артезианской воды. В итоге пленку не проявляли в течение почти двадцати дней, что и стало причиной гибели отснятого. По другой версии, Тарковскому намеренно подменили пленку «Кодак» новейшей разработки, которую ему специально прислали из-за границы для съемок «Сталкера», на тот же «Кодак», но худший по качеству. В качестве злоумышленника, по слухам, выступил давний недруг Тарковского Сергей Бондарчук, который в те же дни снимал «Степь» по А. Чехову.

Судя по всему, более правдоподобной выглядит первая версия, а вторая родилась в головах недругов Бондарчука, которых в киношном мире всегда хватало, и они просто воспользовались давними неприязненными отношениями между режиссерами, чтобы закрутить пружину

этой неприязни еще сильнее. Тем более что в кругу либералов бондарчуковскую «Степь» уже успели окрестить «антисемитским фильмом» (речь об этом уже шла выше).

Между тем, как это ни странно, но разразившийся скандал оказался только на руку Тарковскому. Он вдруг пришел к выводу, что а) фильм надо снимать по-другому (с уходом в нравственно-философскую притчу) и б) не в односерийном варианте, а двухсерийном. Об этом режиссер заявил в сентябре на худсовете «Мосфильма», что стало настоящей сенсацией. Причем собравшихся потрясло не то, что Тарковский требовал увеличения продолжительности фильма, а то, что отказывался от всего ранее снятого материала (а это – 2160 полезных метров пленки!). Тарковский заявил:

«Я буду снимать только в условиях, если расходы спишут (а это – 380 тысяч рублей, что было астрономической суммой. – Ф.Р.) и мы снова запустимся. Сейчас закрывается натура. Если проблема запуска этого двухсерийного фильма откладывается на два месяца, то я вообще отказываюсь снимать…»

Вот такой ультиматум поставил членам худсовета Тарковский. И что, вы думаете, решили коллеги режиссера? Они разрешили Тарковскому запуститься снова, а убытки списать. Редчайший случай не только в истории советского, но и мирового кинематографа! Причем ладно бы Тарковский снимал фильм о Ленине или что-то иное на гражданско-патриотическую тему, так нет же! И как после этого относиться к заявлениям господ либералов о том, что в советском кино гнобили таланты, в том числе, кстати, и талант Тарковского?! На каком Западе возможно подобное: чтобы списали многотысячные убытки в корзину и выделили режиссеру почти такую же сумму на запуск второго варианта картины? По этому поводу приведу слова выдающегося японского режиссера Акиры Куросавы, сказанные им на рубеже 70-х в интервью итальянскому журналу «Эпока»:

«В пятидесятые годы я как-то сказал, что больше не буду ставить фильмы на современную тематику. Не потому, что мне нечего сказать по поводу сегодняшней жизни: сюжетов и мыслей более чем достаточно. Но в Японии на меня оказывали слишком большое давление. Так было, например, с картиной «Злые остаются живыми». Мы хотели разоблачить интриги, которые плетут крупные корпорации. Но по мере производства фильма встретились с огромными трудностями. Например, только на создание сценария у нас ушел не месяц, как обычно, а четыре. Пришлось в конце концов пойти на компромисс.

Если сюжет затрагивает интересы какой-либо крупной промышленной группировки, то начинаешь испытывать давление со всех сторон. И в результате фильм или не выходит вообще и от него остаются четыре машинописные странички несостоявшегося сценария, или его дают выпустить, но зато потом никто, абсолютно никто не решается взять на себя его прокат. Да, это очень могущественные силы!..»

Отметим, что уступки Тарковскому со стороны властей были во многом связаны и с высшей политикой. Напомню, что это был год 60-летия Октябрьской революции и год принятия новой (брежневской, как ее называли) Конституции, когда власть стремилась показать миру свое гуманное лицо. В итоге именно тогда власти отвесили в сторону либералов множественные реверансы: отпустили Театр на Таганке в первые западные гастроли – в Париж, а ее главного режиссера Юрия Любимова наградили орденом Трудового Красного Знамени; выпустили из тюрьмы Сергея Параджанова. Наконец, разрешили Тарковскому заново переснять «Сталкера», поскольку со стороны режиссера могла присутствовать провокация. Как пишет тогдашний редактор «Мосфильма» Л. Нехорошев, «думаю, Тарковский нарывался сознательно, он хотел, чтобы картину закрыли, чтобы был международный скандал. Председатель Госкино не дал ему этой возможности…».