Гибель судьи Мрочека
Шрифт:
Нотариус замолчал.
– Да ...- молодой человек, как и его жена, чувствовал себя очень уставшим. Хотелось как можно быстрее отъехать. Разговор поддерживал для приличия, не зная, как его оборвать, чтобы не обидеть старика.
– Мы хотели бы поселиться здесь, то есть нам хотелось. Дядя все время уговаривал. В каждом письме. Упоминал он об этом еще год назад, когда был в Варшаве, у нас на свадьбе. Собственно, мы приехали, чтобы все решить на месте. Но...
Он тоже замолчал и развел руками.
– Я хорошо знаю обо всем этом, - нотариус не проявлял никакого намерения заканчивать разговор.
– Мы дружили с вашим дядюшкой. Он читал мне ваши письма... Переезжайте. Для молодого терапевта и молодого стоматолога работы здесь больше чем достаточно. Примут вас в Порембе Морской с распростертыми объятиями. Даже если бы вы и совсем чужими были. Нам очень не хватает молодых, способных специалистов. Да вас, благодаря покойному Станиславу, никто у нас и не будет считать посторонними, даже люди, с которыми он не поддерживал добрых отношений.
– Были и такие?
– молодой человек поднял брови.
– Судья, если хочет быть справедливым, наживет врагов, не так ли? Станешь на сторону одного - настроишь против себя другого, да? А ваш дядя был человеком старой закалки, неподкупным, стойким...- и замолк.
– Что это я хотел сказать? Ага! Что примут здесь вас с распростертыми объятиями! Станислав Мрочек приехал к нам в Порембу в первые дни после освобождения. Вместе восстанавливали здесь все. Городок был уничтожен, лежал в руинах. Он, я и многие другие люди приехали сюда из разных местностей, полагая, что побудем здесь с месяц, ну максимум год при неблагоприятном стечении обстоятельств. А остались надолго. А он - навсегда. Бедный Стась! Не могу просто поверить, что он никогда уже в восемь не войдет в эту дверь... Сколько лет был здесь судьей. Отказывался от других должностей. Не захотел переводиться в воеводский суд, хоть как принуждали его...- Опять замолчал, и через пару секунд оживился.
– Похороны завтра, ровно в двенадцать! Познакомлю вас после всего с некоторыми людьми, прежде всего с заведующей нашей больницей доктором Ясинской. Она очень обрадуется. Не хватает нам врачей. Молодежь не хочет жить в маленьких городках. Никто не любит спокойного, неприметного труда, без шума, без славы.
– А мы как раз и мечтаем о такой работе...- тихо сказала молодая женщина и улыбнулась.
Ее муж, будто воспользовавшись этим, быстро открыл дверцу автомобиля:
– Спасибо вам большое, пан Гольдштейн. До свидания.
– А дорогу вы помните?
Маленький человечек приблизился к машине.
– Да как-то разыщем.
– Свернете вон в ту улочку справа. Затем сразу же за молочным кафе будет левый поворот. Там увидите новостройки, а уже дальше начнутся сады и дома над самым морем. Это - Пястовская улица. Дом покойного Станислава, вашего дядюшки, под номером восемь. Вы же когда-то были там, наверно, найдете?
– Это было восемь лет назад...- молодой человек невольно улыбнулся.
– Не очень мне эти места запомнились. Я гостил здесь какие-то три или четыре дня. Но разыщем. Еще раз спасибо вам.
– Четвертый дом направо!
– крикнул нотариус, когда закрылась дверь.- А я живу в доме номер пять. Если вам будет что-нибудь нужно, звоните в любое время. Я дома буду сегодня с восьми вечера.
– Спасибо.
Машина тронулась. Нотариус помахал вслед рукой. Автомобиль удалялся медленно, затем круто свернул, и молодая женщина, всматривавшаяся во внутреннее зеркальце, потеряла старика из поля зрения.
Появился один жилой дом, другой, потом еще один в лесах, дальше дорога повела в редкий с высокими деревьями сосновый лесок, и вдруг перед путешественниками открылась равнина, медленно спускавшаяся к морю, которое простиралось до самого горизонта.
Наконец дорога повернула вправо, к густо насаженным деревьям и кустам, среди которых заблестели красной черепицей небольшие домики, стоявшие на пологом косогоре, который спускался к воде.
– Как здесь хорошо...- прошептала женщина.
Молодой человек утвердительно кивнул головой, словно отвечая собственным мыслям.
– Я был здесь всего раз. Дядя жил один у моря, - и он, отняв руку от руля, показал на деревья.
– Из сада тропинка ведет сразу на пляж. Впрочем, увидишь... Ох, и жара же...
Он вытер ребром ладони лоб и снова опустил руку на руль.
– Духота, - женщина глубоко вздохнула.
– Наверное, будет гроза, - кивнула в сторону далекого облака, темневшего над морем, край которого светился в лучах заходящего солнца. Мужчина кивнул и еще раз вытер лоб.
– Боже, ну и парит.
Автомобиль ехал между садами. Среди них даже дома трудно было увидеть. Сквозь густую зелень позднего лета едва была видна белизна стен.
Машина замедлила ход.
– Два ... четыре ...- мужчина оглядывался вокруг, ей-богу, не помню. Эти сады похожи друг на друга. Может, здесь?
Автомобиль остановился. В глубине сада, на тропинке стояла немолодая уже женщина в комбинезоне, большой соломенной шляпе и старых кожаных сандалетах, обутых на босую ногу.
– Простите, не здесь ли дом судьи Мрочека?
Женщина подошла к калитке, распахнула ее настежь и только тогда отозвалась:
– А вы, наверное, племянник?
– громко спросила и печально склонила голову, а потом подняла глаза, не сумев сдержать любопытства.
– Вероника говорила мне еще утром о вашем приезде. Ну, кто бы мог подумать, правда? Такой порядочный человек и умер, а всякие проходимцы до ста доживают. Так уж повелось. Мы с самого начала соседи с ним, никогда ни плохого слова, ни споров. Когда моего старика несколько лет не было дома, он все мне по хозяйству помогал. Но беда приходит не спрашивая. Я говорила иногда: «Пан судья, уже не те годы, чтобы каждое утро в море купаться!» А он только смеялся. Здоровый был, как конь, как говорится. Купался с ранней весны до поздней осени. Поплавает минут с пятнадцать и обратно. На работу при любой погоде пешком ходил, за три километра! И возвращался также пешком. Но, в конце концов, даже машина портится, не то что человек. Вышел поплавать утром и уже не вернулся. Вытащили его, несчастного, из воды только вечером, перед заходом солнца. Сердце не выдержало. Мой старик тоже помогал его искать, у нас есть собственная лодочка. Иногда на рыбалку старик выходит, если, конечно, море спокойное. Иначе я бы не позволила. Так боюсь волн, а он говорит, что тогда рыба лучше ловится. А пан судья, если бы был женат, то, вероятно, еще бы жил бы. Жена не позволила бы этого всего. Старость есть старость. Нечего притворяться молодым, если уже сил не хватает.
– Да, прошу прощения...- перебил болтливую женщину племянник судьи.
– Так который же дом дядин? Уже не помню, восемь лет прошло, как был здесь.
– А вот этот, - показала налево рукой, в которой держала садовые ножницы.
– А с той стороны живет вторая соседка, доктор Ясинская, там уже кончается дорога. Дальше нет проезда, там начинаются дюны.
– Спасибо.
Машина двинулась, но через несколько метров Мрочек резко затормозил.
Немного посидели неподвижно. Потом молодая женщина тихо сказала: