Гибель Светлейшего
Шрифт:
Ресницы капитана затрепетали. Зигзаги молний прорезали его узкое лицо.
— Ты… ты… здесь… Потемкин! — заикаясь, прошептал потрясенный Чума, и в голосе его прозвучала зловещая радость.
— Господин Чумин! — Николай Николаевич старался выдавить на своем лице улыбку. — Какая неожиданная встреча. Африкан Петрович!
— Где мои пряники? — вдруг неистово закричал капитан. — Где мои пряники, мерзавец?
Мгновенная тишина, наступившая в полутемном классе, показалась коневоду страшнее разрыва орудийного снаряда. Ее нарушил дрожащий, вкрадчивый голос Потемкина:
—
Но капитан, подскочив к Николаю Николаевичу, схватил его за горло и истерически закричал:
— Я все знаю! Ты сожрал мое сокровище, негодяй!
Сознавайся!
— Я умирал с голоду! — прохрипел Потемкин, стараясь вырваться из рук Чумы.
— Чудовище! — простонал капитан, захлебываясь от ярости. — Что ты сделал с досками? Ты сжег их, подлец!
— Я замерзал, Африкан Петрович!
Коневод и поручик наблюдали необычайную сцену допроса, пытаясь разгадать таинственный смысл разговора о пряниках и досках. Капитан вдруг изо всей силы ударил Потемкина кулаком в переносицу и, шатаясь, словно пьяный, опустился на лавку. Склонив седую стриженую голову на стол, Чума горько зарыдал, пряча лицо в рукав гимнастерки. Серебряные плечи его судорожно вздрагивали. Он плакал, громко всхлипывая, и коневоду почудилось, что в классе заскулил голодный пес.
— Ты не князь, а жирная свинья! — с ненавистью вскричал Чума, поднимая мокрое от слез лицо. — И я велю тебя зарезать, как борова. Выпустить тебе кишки.
— Африкан Петрович!
Потемкин ползал по грязному полу, стараясь обнять сапоги капитана. Он хотел какой угодно ценой купить жизнь! Любым унижением, позором отдалить смерть. Хоть на час, хоть на несколько минут. Жить, только жить!
Евстафий Павлович хмуро отвернулся. Поручик закурил от свечки папиросу. Капитан умолк и сидел, полузакрыв глаза. Погруженный в далекие воспоминания, он, казалось, ничего не видел и не слышал.
Потемкин, что-то вспомнив, поднялся и выпрямил грудь.
— Капитан Чума! Я должен переговорить с вами наедине. Попросите всех удалиться.
Чума рассеянно посмотрел на Потемкина и с томительной медленностью кивнул головой. Поручик с коневодом покинули класс. Потемкин проводил их взглядом и с надеждой положил на стол перед капитаном карандаш.
— Здесь находится документ исключительной важности государственного масштаба. Прошу его внимательно прочитать. Карандаш нужно расколоть на две половинки.
Капитан вынул шашку и острием ее послушно расщепил карандаш. Раскрутив папиросную бумагу, намотанную на проволочку, и придвинув чернильницу со свечой, он погрузился в чтение.
Николай Николаевич следил за лицом Чумы. Оно не выражало ни удивления, ни интереса. Потемкин понял: последняя ставка проиграна.
— Чепуха! — произнес сквозь зубы Чума. — Впрочем, из уважения к титулу, я могу вас расстрелять. И сделаю это даже сам.
Собиратель коллекции пряников Африкан Петрович Чумин казнил Потемкина на улице, возле ворот, вблизи того места, где умирал Светлейший. Кто-то из бандитов пожалел жеребца и, вложив дуло нагана в ухо, спустил курок.
Два выстрела прогремели одновременно.
Так была пролита голубая кровь
Евстафий Павлович видел гибель своего творения. Не обращая внимания на капитана, он подошел к Светлейшему, опустился перед ним на колени и поцеловал лошадь в голову, между глаз.
Ни одна слезинка не пробежала по суровым щекам коневода. Сила скорби его была полна сумрачного величия. Не оглядываясь на бандитов, он зашагал вдоль улицы. Шел медленно, заложив руки за спину, нисколько не думая о том, что вдогонку ему могут послать свинец.
Капитан Чума молча смотрел на убитую лошадь. По лицу его зигзагами молний пробегал тик контузии. Африкан вспомнил прочитанный меморандум и понял, что значит в одну минуту потерять такое сокровище.
…Над степью поднималось солнце, и в лучах его возникало ослепительное видение. Серебристая грива и пышный хвост Светлейшего развевались от ветра. Жеребец уносился причудливым облаком в голубую бездну неба. Коневод остановился и приложил ладонь к бровям. Он стоял неподвижно и следил за видением до тех пор, пока оно окончательно не растаяло.
ФИЛАТЕЛИСТ
Рассказ
1
Пухлые низкие облака плыли над пустырями. Кое-где белел еще нерастаявший снег, а лужи поблескивали хрупким прозрачным стеклом. С моря дул ветер, и длиннополая кавалерийская шинель мешала конвоиру идти полным шагом. Арестованный в коротком дорожном пальто мог бы шагать быстрее.
Красногвардеец шел сзади, держа винтовку наперевес и касаясь дулом спины. Проходя по замерзшим лужам, Дукаревич с опаской думал, как бы конвоир не поскользнулся и не всадил ему пулю между лопаток.
Так, борясь с ветром, они дошли до белого изотермического вагона, снятого с осей и поставленного на землю. Возле закрытых дверей скучал часовой — низкорослый небритый человек в синем ватнике и заячьей шапке. От нечего делать он задумчиво царапал гвоздиком революционный лозунг на стене вагона.
— Еще одного контрика поймали! — радостно блеснул зубами конвоир. — Принимай на сохранение.
Часовой прислонил винтовку к вагону, отомкнул громадный замок и гостеприимно отодвинул тяжелую задвижку.
— Входи!
Дукаревич переступил порог и очутился в полной темноте. Он постоял неподвижно несколько минут и сделал осторожный шаг, словно боясь провалиться в пропасть. Нога его наткнулась на что-то мягкое, и он услышал злобное шипенье:
— Тише вы, облом! Не наступите мне на горло.