Гибель Тартарии
Шрифт:
А Осип побежал к мыску, где он оставил свою любимую….
Глава 5
Фёдор Кречет прибыл в Москву в аккурат на Покров. Снега, правда, выпало самую малость, но он уже не стаял как в прежние дни. Кречет покосился на двух своих попутчиков: дьяка Яровида и подьячего Семёна Мала. Дорога, особенно для грузного дьяка выдалась тяжёлой. Хотя тракт, проложенный между Москвой и Грустиной в стародавние времена поддерживался в должном состоянии, колдобин и островков прыткой лесной поросли прямо на проезжей части дороги хватало с избытком.
Двух кучеров, Емельку и Стёпку, Кречет сразу же определил на постоялый двор, оплатив
Фёдор за пять лет службы в Посольском Приказе столицы Тартарии многажды имел встреч и бесед с царём своим Святовиром. За мудрость и справедливость почитал он его пуще отца родного. И не то беда, что царь вступил в преклонные года, нет, разум и речи его были как всегда вразумительны и понятны. Тревожило Фёдора то, за спиной царя-батюшки была пустота. Не дали ему родители небесные Тарх и Тара сына наследника. И трудно сказать, что начнётся в огромной империи после смерти великомудрого царя.
Да, когда-то с Батыем, ханом Золотой Орды, было достигнуто соглашение, что ни Тартария Северная в дела Орды, ни Золотая Орда в дела Тартарии не будут вмешиваться, а только поддерживать друг друга будут в трудные годины. Но давно уже умер хан Бату, давно распалась Золотая Орда, а на её месте возникли Белая, Синяя, Пёстрая, Ногайская Орды, Джунгарское царство, Казанское, Астраханское и Крымское ханства. Во многих из них теперь верховодили магометане, чего, например, при Батые не было. Хуже всего было то, что не было с осколками Золотой Орды договоров нужных. А главным правителем всех этих улусов бывшей Золотой Орды без всякого курултая назначил сам себя правителем крымский хан Девлет-Гирей. Справедливости ради нужно сказать, что являясь по прямой линии чингизидов потомком Чингисхана он имел моральное право на такое лидерство. Но все «карты» его теперь путал московский царь Иван Грозный, отказывавшийся признавать главенство власти над собой со стороны чингизида Девлет-Гирея. Трудные времена настали. Теперь не московские послы в Грустину, а послы Тартарии в Москуву зачастили, чтобы избежать или отодвинуть угрозу войны с набирающим мощь московским царством.
Через неделю пустых хлопот и ожидания приёма тартарских послов у царя московского совсем приуныли они:
– Слышь-те, братцы, бают при дворе Ивашки, что занедужила крепко жена его молодая, Анастасия.
Дьяк Яровид вопросительно посмотрел на Кречета. Вместо него голос подал Семён Мал:
– Пригрел Иван-царь при дворе англов поганых, а где англы, там и пакости всякие творятся. Чего доброго, англы на нас болезнь Анастасии повесят, вот уж он так обрадуется, так обрадуется…
Фёдор вскочил со скамьи и несколько раз нервно прошёлся по горнице.
– И такой навет братцы на нас, не исключаю. Много нынче народу от нас в Москву прибыло, да и не только в Москву. И купцов и мастеровых-строителей, и оружейников знатных из страны нашей здесь сейчас пруд пруди. Но мудр наш царь Святовир, и мудрёно письмо от него для Иван-царя. Мабудь не наветам пустым, не клеветам аглицким поверит он, а слову мудрого царя нашего.
– Твои бы слова, Фёдор, да богу ихнему в уши.
Яровид тяжело встал с пристенных полатей и, пройдя к двери, наполовину приоткрыл её. Грузный вес и одышка толкали его лишний раз глотнуть свежего морозного воздуха. В горнице было так натоплено, что хоть веничком себя как в бане стегай. По полу пошёл ощутимый сквозняк, и Семён, недовольно посмотрев на дьяка, стал натягивать на ноги свою шубу волчью.
Во дворец царя их вызвали только к концу четвёртой недели пребывания в столице Московии. Кречет сразу заметил перемену в царе. Лицо его почернело от перенесённой утраты любимой жены. Его живые, порой насмешливые глаза словно остекленели, а вокруг рта застыли скорбные складки. Третьего дня умерла-таки Анастасия. Печален, тих и строг сидел Иван на своём троне. И даже приняв из рук Фёдора свиток с письмом от царя Святовира, долго он взглядом в пол, а не в послов упирался. Наконец вздрогнул он, прогнал от себя оцепенение, сорвал печать со свитка, вперился глазами в него и долго, долго читал письмо от своего брата царственного. Затем, не поднимая глаз на Кречета, молвил:
– Хорошо и о хорошем пишет царь ваш благолепный. Мир, дружбу предлагает учинить. Желает, чтобы наши царства благоденствовали да в торговле процветали. К военному союзу склоняет против врагов внешних…
Поднял он глаза на Фёдора Кречета, и взгляд этот неподъёмно тяжёлым стал:
– А что ж тогда вы, тартарцы за Волгой-рекой крепости да валы высокие строите? Али боитесь нас, русичей?
Кречет заученно, как царь Святовир учил, ответил:
– Царь-батюшка, то, что ты Казанское и Астраханское ханства к рукам прибрал, да ещё Ногайскую Орду себе присовокупил, дело твоё и нас это не касается. И какие у тебя отношения с ханом Девлет-Гиреем нас тоже не волнуют. А волнует нас то, что бояре пермские и нижегородские, самарские и саратовские чуть ли не каждый год вылазки со своими ратями на нашу сторону устраивают. Мы же, наоборот, на вашу землю не заримся и кровушку зря не проливаем. Вот потому, опасаясь наскоков русичей, мы и строим свой Заволжский Вал с фортами и крепостями. Как говорится, бережёных и боги берегут.
Грозный поморщился от этих слов. Боги, боги… Хотел он уже послам нотацию дать, что один бог на небесах и над всеми длань свою простирает, да вовремя остановился. Царь знал в совершенстве пять чужих языков, ещё столько же понимал. В его наверно богатейшей во всей Европе библиотеке хранилось столько документов всяких с ещё седых времён, что не ему послам, а им царю Московии впору лекцию читать. Ведь знал он доподлинно, откуда есть пошла земля русская. С Русколани, ещё и Лукоморьем и Беловодьем называемой, пришли на Русскую равнину, на волжско-днепровские берега русичи-русы и теми же богами окормлялись они, что и сейчас тартарцы. Но они-то от своих богов древних и мудрых не отреклись, а вот русичи…
Плакаться перед послами о том, что неудачен оказался поход его армии на Ливонскую Конфедерацию, и что пришлось и Нарву, и Копорье и другие, ранее завоёванные земли на берегу Балтии отдать полякам да шведам, ему не хотелось. А просить царя Святовира, чтобы он как встарь, во времена батыевы, помог ему войсками, не мог. И гордость не позволяла просить помощи, и другое понимал – большой урон в людях претерпела Тартария после нескольких страшных эпидемий чумы, холеры и нашествия джунгарцев.
– Донесли мне, что хана Едигея, какой-то хан Кучум умертвил и теперь он в Кашлыке правит. А ведь хан Едигей данником моим был и все земли в верховьях Иртыша и Тобола к ним тяготели. А с этих земель ясак мы собирали в виде рухляди меховой. Теперь вот подумал я войско против Кучума послать и изгнать его с той земли. По северам мы в ту землю пройдём, так что не через Заволжский Вал будем ломиться. О том царь Святовир пусть знает.