Гибель веры
Шрифт:
– Чао, Стефания! Это Гвидо.
– Узнала тебя по голосу. Как поживаешь и, прежде чем ответишь, скажи: не хочешь купить чудесную квартирку в Каннареджо – сто пятьдесят метров, две ванные, три спальни, кухня, столовая, гостиная с видом на лагуну?
– Что с ней не так? – спросил он сразу.
– Гви-и-идо! – воскликнула она, изумленная до предела.
– Занята и нет никакой возможности выкинуть обитателя? Нуждается в новой крыше? Сухая гниль в стенах? – спросил он.
Короткое молчание, короткий сдавленный смешок.
– Acqua alta [22] –
– В лагуне больше нет рыбы, Стефания. Ее всю отравили.
– Тогда водоросли собирай. Но квартира правда прекрасная, поверь мне! Ее купила три года назад американская чета: потратила целое состояние на ремонт – сотни миллионов, – но никто не предупредил их о воде. И вот прошлой зимой – у нас же наводнение было – у них пропал паркет, свежая покраска и примерно на пятьдесят миллионов мебели и ковров. Призвали архитектора, а он первое, что сказал – ничего поделать нельзя. Вот они и хотят ее продать.
22
Наводнение (ит.).
– И сколько?
– Триста миллионов.
– Полтораста метров?
– Да.
– Это даром.
– Знаю. Не посоветуешь кого-нибудь, кто заинтересован?
– Стефания, за сто пятьдесят квадратных метров это дешево. Но и бессмысленно.
Она не отрицала и ничего не говорила.
– У тебя есть кому предложить? – наконец нарушил он молчание.
– Да.
– Кому?
– Немцам.
– Вот и хорошо, надеюсь, ты им продашь.
Отец Стефании три года был военнопленным в Германии – Брунетти знал, что говорит.
– Если тебе не нужна квартира, то что, Гвидо? Сведения?
– Стефа-а-ания! – пропел он в ответ, шутливо ей подражая. – Неужели ты думаешь, что я позвонил бы тебе из-за чего-то, кроме желания услышать твой нежный голосок?
– Ты лелеешь девичьи мечты, Гвидо. Давай быстрее: что ты хочешь узнать?
– У меня есть три адреса и имена предыдущих владельцев. Я хотел бы знать, продаются ли квартиры, и если да, то за сколько. Или, если их продали в прошлом году, – за какие цены.
– Это займет у меня день-два.
– День, а не два – возможно? – предложил он.
– Ладно, день. Давай адреса.
Брунетти назвал ей адреса трех квартир и объяснил, что женщина, по фамилии Галассо, оставила все три племяннику. Прежде чем повесить трубку, Стефания ему сообщила, что, если дело с немцами не выгорит, она ждет от него кого-нибудь, кому сбыть эту квартиру. Он согласился подумать над этим, но удержался и не сказал, что предложит ее своему вице-квесторе.
Следующее завещание – синьоры Ренаты Кристанти, вдовы Марчелло. Что бы ни делал при жизни синьор Кристанти, он это делал очень хорошо, ибо состояние его вдовы включало: квартиры (длинный список), четыре магазина, инвестиции и сбережения в целом более чем на полмиллиарда лир. Все это поделено на их шестерых детей – тех самых, которые не утруждали себя посещением ее в доме престарелых. Читая это, Брунетти дивился: как это особа
Граф Кривони оставил своей вдове квартиру, где она жила, еще две квартиры и разные инвестиции – ценность их нельзя установить только из завещания. Других наследников не названо.
Сестра синьора да Пре отказала ему все, кроме оспоренной доли в пользу дома престарелых. В завещании он назван единственным наследником и не перечислено никакой конкретной собственности или вкладов; отсюда следовала невозможность установить, сколь велико состояние.
Синьор Лерини завещал все своей дочери Бенедетте, не перечислив, из чего состоит это «все», так что и здесь узнать общую стоимость не удастся.
Зазудел интерком; комиссар ответил:
– Да, вице-квесторе?
– Хотел бы с вами немножко поговорить, Брунетти.
– Да, синьор, сейчас спущусь.
Патта уже больше недели как вернулся к управлению квестурой, но Брунетти до сих пор как-то избегал любых личных встреч с ним. К прибытию его он подготовил длинный отчет о том, что разные commissariделали в его, Патты, отсутствие, – не упоминая о Марии Тесте, ее визите и о тех интервью, которые за ним последовали.
Синьорина Элеттра сидела у себя за столом в маленьком кабинете перед дверьми Патты. Сегодня на ней был самый победительно женственный из темно-серых деловых костюмов – ну почти такой, как двубортные, в мелкую полоску, пары, которые обожал Патта. Как и у него, из нагрудного кармашка у нее торчал сложенный белый платочек, и, тоже как у него, в центре шелкового галстука маленькая драгоценная булавка.
– Все нормально, «фиат» продала… – услышал он, войдя.
От удивления чуть не перебил ее, – мол, а он и не знал, что у нее машина. Но последовало продолжение:
– …и тут же пустила деньги в оборот – купила тысячу акций той немецкой «биотехнологии», о которой говорила тебе на прошлой неделе. – Подняла руку – знак Брунетти: хочет ему что-то сообщить, прежде чем он войдет в кабинет к Патте. – И до конца дня избавь меня от голландских гульденов. Мне позвонил приятель – их министр финансов собирается кое о чем объявить завтра на заседании кабинета.
Последовала реплика ее собеседника и сердитый ответ:
– Ну и что – невыгодно! Сбрось их! – Положила трубку и обратила внимание на Брунетти.
– Голландские гульдены? – вежливо поинтересовался он.
– Если они у вас есть, избавьтесь от них! – порекомендовала синьорина Элеттра.
У него их не было, но он благодарно поклонился и осведомился:
– Вы оделись для успеха?
– Как мило, что вы заметили, комиссар. Вам нравится? – Встала и отошла на несколько шагов от стола – истинное совершенство до кончиков туфелек золушкиного размера.
– Замечательно! – одобрил он. – Идеально для разговора с вашим брокером.
– Правда ведь? Жаль только, что он так глуп – все ему приходится объяснять.