Гибель веры
Шрифт:
– Что здесь происходит? – потребовал объяснений врач, приостановившись у двери, чтобы зажечь верхний свет.
– Даже дневной свет не позволит врагам Его скрыться от гнева Его! – провозгласила синьорина Лерини вибрирующим от возбуждения голосом. – Его враги будут прокляты и уничтожены! – Подняла левую руку и уставила на Брунетти дрожащий палец. – Ты думаешь, что не дашь свершиться Божьей воле?! Дурак! Он больше нас всех! Его воля исполнится!
При свете, залившем палату, врач увидел кровь, капающую из его руки, и брызги слюны, летящей из ее
– Вы пытались приютить ее – врага Господа, дать ей помощь и покой, хотя вы и знали, что она враг Божий! Но Некто более великий, чем вы, несмотря на все ваши планы, решил защитить закон Бога и послал меня осуществить Божий суд над грешницей.
Врач начал было задавать вопрос «Что тут про…», но Брунетти мгновенно заставил его умолкнуть взмахом руки.
Приблизился к синьорине Лерини, осторожно положил ей на плечо здоровую руку. И располагающе замурлыкал:
– Путей Господа множество, сестра моя. На твое место пришлют другого, и все дела Его будут совершены.
Услышав такое, она уставилась на него, и он обратил внимание на расширенные зрачки и отвисшую челюсть.
– Ты тоже послан Господом?
– Ты говоришь это. Сестра во Христе, предыдущие труды твои не останутся невознагражденными, – подсказал он.
– Грешники. Оба они грешники и заслужили наказание от Бога.
– Многие говорят, что отец твой был безбожником, насмехался над Господом. Бог терпелив и всех любит, но смеяться над Ним нельзя.
– Он и умер, насмехаясь над Богом. – В глазах ее вдруг появился ужас. – Даже когда я закрывала ему лицо, он насмехался над Богом.
Позади себя Брунетти услышал перешептывание санитарки и врача. Он повернул к ним голову и скомандовал:
– Тихо!
Ошеломленные его голосом и безумием, различимым в голосе женщины, они подчинились. Он вновь обратился к синьорине Лерини.
– Но это было необходимо! Это была Божья воля! – подначил он.
Черты ее расслабились:
– Ты понимаешь?
Брунетти кивнул. Боль в руке усиливалась с каждой минутой, он поглядел вниз и увидел лужу крови.
– А деньги? – вкрадчиво продолжал он. – Ордену они всегда нужны, чтобы бороться с врагами Господа.
Ее голос окреп.
– Да. Битва начата и должна вестись, пока мы не отвоюем царство Божие. Достояние безбожников должно отдать для священного труда Господня.
Он не знал, сколько сможет удерживать в плену санитарку и врача, поэтому рискнул:
– Святой отец говорил мне о вашей щедрости.
Она приветствовала это откровение блаженной улыбкой:
– Да, он мне говорил, что есть неотложная надобность. Если ждать, уйдут годы. Приказам Господа надо подчиняться.
Он кивнул – ему совершенно понятно, что священник приказал ей убить отца.
– А да Пре? – небрежно спросил он, будто о какой-то мелочи, вроде цвета шарфа, и добавил: – Этот грешник. – Хотя вряд ли это было необходимо.
– Он видел меня – видел в тот день, когда я свершила Божий суд над моим грешным отцом. Он только
Позади него послышались шаркающие шаги, и, когда он обернулся, санитарки и врача уже не было. Он слышал удаляющиеся звуки – они бежали по коридору, – а где-то вдалеке раздавался крик.
Брунетти воспользовался их шумным отбытием, чтобы сменить тему:
– А те, остальные? Люди, что были с вашим отцом? Каковы были их грехи?
Прежде чем он придумал, как задрапировать свои вопросы в наряды ее безумия, она обратила на него озадаченные, вопрошающие глаза:
– Что?… Какие остальные?
Брунетти понял – это замешательство свидетельствует о ее невиновности.
– А этот маленький человек – да Пре? Что он сделал, синьорина? Он угрожал вам?
– Он просил денег. Я сказала ему, что лишь выполняла Божью волю, а он сказал, что Бога нет и воли тоже нет. Он богохульствовал. Насмехался над Господом.
– Вы сказали святому отцу?
– Святой отец – святой! – заявила она.
– Он действительно Божий человек, – согласился Брунетти. – А он вам говорил, что надо сделать?
Она кивнула:
– Он сообщил мне Божью волю, и я поспешила ее исполнить. Грех и грешники должны быть уничтожены.
– А он… – начал Брунетти. Тут в палату вломились три ординатора и врач, все наполнилось шумом и криками, – теперь она потеряна для него.
Глава секции психиатров, вызванный в больницу санитаркой, которая видела всю сцену, запретил кому-либо разговаривать с синьориной Лерини, состояние которой он диагностировал, не глядя на нее и не говоря с ней, как «печальное».
Впоследствии синьорину Лерини забрали в психиатрию; там, после того как зафиксировали кости руки, ей ввели солидную дозу успокаивающих и поместили под круглосуточную охрану.
Брунетти посадили в инвалидное кресло и отвезли в приемную «Скорой помощи»; сделали обезболивающий укол, наложили на руку четырнадцать швов.
Он допросил врача и санитарку, слышавших его разговор с синьориной Лерини: оказалось, что у них нет ясного представления об этой беседе, а только смутное впечатление, – там полно религиозных терминов. Помнят ли, как он спрашивал синьорину Лерини о ее отце и о да Пре? Нет, ничего из сказанного вообще не имело смысла – на этом они настаивали.
Без четверти шесть в палате Марии Тесты появился Пучетти и не нашел комиссара, хотя плащ его висел на стуле. Полицейский увидел лужу крови на полу, и первая мысль его была о безопасности женщины. Сразу подошел к кровати и успокоился: ее грудная клетка вздымается при дыхании. Потом перевел взгляд на ее лицо: глаза у нее открыты, она смотрит на него.
Глава 21
Брунетти ничего не знал о перемене в состоянии Марии Тесты почти до одиннадцати утра, когда прибыл в квестуру с раненой рукой на перевязи. Через несколько минут в кабинет пришел Вьянелло.