Гибель Земли
Шрифт:
— Нихрена себе, это ещё откуда? — выдавил из себя Симонов.
— Похоже, на нас стряхнуло весь снег с сопки, — сделал вывод мичман. — Радиации нет, значит надо пробиваться наружу. Берите лопаты, быстро!
Разобрав лопаты с пожарных щитов, они минут за двадцать раскидали подземный сугроб по бетонному туннелю, а потом, пробив туннель уже в снегу снаружи, смогли выбраться наружу.
— Симонов, здесь останься, — приказал мичман. — Мало ли чего.
— Есть, — ответил старшина, беря под козырёк, хотя до этого давно уже не козырял какому-то мичману. Новая ситуация возможной войны невольно заставила всех подтянуться и вспомнить про уставные отношения.
Наверху ничто не указывало на наличие ядерной катастрофы. Тишина, в сером мраке раннего полярного дня это было как-то неестественно. Что настораживало, это зарево на горизонте, равномерное и огромное.
— Где это? Что это может быть? — пробормотал Юрка.
— Где-где, там, где и должно быть. Там всё. Там — Североморск, база, штаб флота, — ответил мичман, нервно закуривая сигарету. — Если нас долбанули американцы, то почему нет радиации?
— Может, это нейтронная бомба…
Валерка Семашко не успел закончить свою мысль. Над ними промелькнули блестящие крылья двух самолетов, а потом последовал взрыв, чудовищно ударивший по ушам. Это была не бомба, просто истребители пролетели над ними на минимальной высоте на сверхзвуке. Что это были за истребители, они толком рассмотреть не смогли, заметили только знакомые звёзды на крыльях. То, что самолёты шли над самой землей на максимальной скорости, было чем-то невероятным. Такие полеты над населенными пунктами были запрещены, а за сопкой, всего в паре километрах, размещался военный городок.
— Наши, что ли? — спросил кто-то.
— А то не видишь? МиГ двадцать девятые, — подтвердил Сидоров. — Вот эти что-то знают, вишь, как несутся.
Прошло ещё несколько минут, и снова, в той стороне, где размещался Североморск, полыхнуло пламя, но земля в этот раз не дрогнула. Прошло минуты полторы, и снова всё повторилось. Затем наступила тишина, а потом в синем небе над вершиной сопки возник белый купол парашюта. Несколько минут все бессмысленно таращили на него глаза, а потом, не сговариваясь, начали орать, подпрыгивать на месте, и махать руками.
— Эй, сюда!
— Сюда рули, парень!
— Давай к нам!
Их увидели. Парашютист начал судорожно подтягивать на себя стропы парашюта, маневрировать. Это бы мало помогло, в кресле катапульты трудно маневрировать в воздухе, да и парашют там не предназначен для соревнований на точность приземления. Но помог порыв сильного ветра, и летчик умудрился приземлиться метрах в тридцати от входа в базу. Моряки сразу увидели, что на пилоте был высотный костюм, а на голове глухой шлем с черным забралом солнцезащиты. Они ещё сомневались, наш ли это пилот, но, когда матросы подбежали к летуну, он успел содрать с себя шлем и на родном русском языке сразу закричал на них: — Бл… быстро под парашют! Все, быстро!
Никто ничего не понял, но, все шестеро залезли под купол и рухнули на землю. Несколько секунд они лежали молча, потом над ними мелькнули две больших, чёрных тени. Прошелестел, уходя за ними странный, непонятный, чуть свистящий звук, и пилот первым перевёл дух.
— Кажется, не заметили. Фу, повезло, как дураку. Вы откуда тут все взялись?
— База тут у нас.
— Где?
— Да вот, в сопке, тут два шага до неё.
— Так чего вы тут разлеглись? Быстро туда! Бегом! Берите кресло!
Вскочив на ноги, моряки помогли лётчику собрать его парашют, и, подхватив тяжелое катапультное кресло, бегом пробежали короткое расстояние до входной двери базы.
— Закрывай, — приказал лётчик, и Симонов беспрекословно выполнил его приказание. И тут из пилота словно выпустили пар. Он прислонился спиной к холодному бетону, и, расстегивая свой высотный костюм, спросил: — У вас сигарет нет?
— Есть, как же.
Когда пилот закурил, Сидоров спросил: — Слышь, летун, а что это было? Война? С кем?
Но, у пилота были, похоже, большие проблемы с самочувствием.
— А попить тут ничего, у вас, нет? Чаю там, или просто воды.
— Всё у нас есть. И есть даже не чай, — подтвердил мичман.
Через двадцать минут переодетый в поношенную матросскую робу пилот, ссутулившись, сидел за столом и медленно пил чай. Но перед этим старший лейтенант военно-воздушных сил России Владимир Ветров залудило стакан чистого спирта, и даже не моргнул глазом. Потом спирт всё же начал действовать, навалилась усталость, он «поплыл», и теперь говорил, с трудом разжимая губы.
— Вылетели мы сегодня с камэском, капитаном Камориным, на стрельбы, он — ведущий, я — ведомый. Полная боезагрузка, дополнительны баки. Поднялись на максимум, десять тысяч. Не успели долететь до полигона — грохнуло в Североморске. Зарево на полнеба. Запрашиваем аэродром — тишина. Только видно — чёрный дым оттуда валит. Командир командует: "Возвращаемся со снижением". Ныряем вниз, идем по сопкам, ягель стрижем крыльями. Потом Каморин снова командует: "Идём в порт, действуем по обстановке". Между сопок прошли незамеченными, вскочили к морю, а там… Эти твари висят над городом, от штаба флота руины, склады боеприпасов пылают, порт горит…
— Кто они, кто — эти то? — нетерпеливо спросил Симонов. — Американцы, натовцы?
— Не знаю. Похоже, что это не наши… не с нашей планеты даже… Ромбы такие, черные, без кабин, без остекления. Большие, заразы, как наши Ту сто шестидесятые, больше даже. Жарят всё под ними чем-то похожим на лазер, только импульсный лазер, разовый. Зависают на месте, как вертолёты, и бьют вниз. Сила жуткая.
— Ни хрена себе!
— Да это полная жопа…
— Ну, а дальше что было? — поторопил летуна Новиков.
— Я смотрю, один из этих ромбов утюжит "Петра Великого". Завис, и долбит его, потихоньку так. Крейсер горит уже, матросики по палубе бегают, кто-то за борт прыгает. А там вода то, сами знаете, не Сочи. Ну, командир тоже это увидел. "Атакую цель над «Петром», прикрой!" — кричит мне по рации. Мы над самой водой нырнули, пролетели так, что никто из них ничего не понял. Потом приподнялись, и он из пушек врезал этому ромбу в самую корму. Видать попал хорошо и вовремя. Ромб отбросило вверх, начало крутить, вынесло его из гавани, и рванул он там, над морем, хорошо так рванул, как десятитонка, не меньше!