Гибельный день
Шрифт:
— Как он прав! — выразил я восторг, хотя из всей фразы понял только слово смерть.
Мы проехали Дрохеду и по объездному пути миновали Дандолк. Границу Северной Ирландии раньше трудно было не заметить: толпы военных, пилеров, вертолетов, дорожных заграждений, столбы с колючей проволокой, — сейчас мы уже на несколько миль углубились в Северную Ирландию, прежде чем я обнаружил перемены — дорожные знаки были не желтого, а белого цвета.
— Мы на Севере! — удивился
— Да, — подтвердила девушка.
— Я-то думал, нам нужно будет проезжать через КПП или таможенные посты, — недоумевая, пробормотал я.
— Их давным-давно уже ликвидировали, — с оттенком презрения ответила она.
Мы проехали через горы Моурн: мрачные каменные утесы, совершенно голые — ни деревьев, ни людей, ни даже овец. Далее — Ньюри и Портадаун: пара мерзких медвежьих углов, которые и Бог-то не любил, когда создавал, не говоря уж о тамошних жителях или приезжих. Городки с домами преотвратного цвета, где все мужчины просиживают штаны в кабаках, а женщины нянчатся с детьми. Где телевизоры всегда включены на всю катушку, а из еды — одна картошка.
Слева и справа — болото.
Редкие самолеты, приземляющиеся в аэропорту. Армейский вертолет. Уродливые коттеджи и дома из красного кирпича — мы все ближе и ближе к городу.
— Никогда не была в Белфасте, — сказала девушка. Это были ее первые слова за пятьдесят миль.
— Не много потеряла.
— Может, отпустишь меня? Боюсь, мы заблудимся в городе.
— Я скажу тебе, куда ехать.
Как только мы выехали на автомагистраль, я почувствовал запахи города. Дождь, море, болото, специфический запах сгоревшего торфа, табака и вонь отработанных газов.
Над нами нависло серое небо. Холодало.
А затем пошли дорожные приметы.
Место, где я попал в аварию.
Протестантские граффити в честь Ольстерских добровольцев. Католические граффити в память о жертвах голодовки.
Миллтаунское кладбище, где осатаневший психопат забросал гранатами похороны, устроенные Ирландской республиканской армией. Здание городской больницы — настолько уродливое, что вызвало возмущение самого принца Чарльза.
Мы свернули в сторону центра. Уже близко.
— Можешь остановить машину, тут я сам доберусь.
Машина ткнулась в бордюр тротуара. Девушка запаниковала, дыхание участилось, видно, уверена, что уж теперь-то я ее точно убью.
Она судорожно оглядывалась в поисках путей отступления или хотя бы свидетелей. Но машины проезжали мимо, не снижая скорости, а тротуар был безлюден.
Я попытался ее успокоить:
— Расслабься. Дальше пути наши расходятся. Я не причиню тебе вреда, даже пальцем до тебя не дотронусь.
Она судорожно кивнула.
— Ты действительно беременна или соврала, чтобы спасти свою жизнь? — задал я вопрос.
— Беременна.
— А парень твой знает?
— Знает, но ему по ноге.
— Родители?
— Разумеется, нет.
— Скрываешь от них?
— Можно и так сказать.
— Значит, деньги тебе пригодятся. Вот, держи. — Я протянул ей почти все, что у меня было в бумажнике. Тысяч десять-одиннадцать.
— Что за шутки?! — с ужасом воскликнула она.
— Я серьезно. Бери-бери, бабки некраденые, ничего такого. Только никому не говори.
— Неужели ты так вот просто отдаешь мне все эти деньги?!
— Вот именно. Я миллионер со странностями. Для меня такие штучки — в порядке вещей.
Девушка колебалась, но мне удалось ее убедить. Мой взгляд недвусмысленно уверил ее, насколько невежливо отказываться от денег. Без лишних слов она их взяла.
— Видишь вон тот разворот впереди?
Она кивнула.
— Точно видишь?
— Да.
— Отлично. Теперь делаем так. Ты там разворачиваешься и едешь обратно в Дублин, нигде не останавливаясь. Оставишь машину на стоянке и продолжишь жить, как будто с тобой ничего не произошло. И никому не говори о случившемся.
— Понимаю.
— Хорошая девочка! Возвращайся к своей личной жизни. Удачи тебе с ребенком. Если твои родители будут недовольны — пошли их к черту, поезжай в Лондон и обратись в службу соцзащиты. Получишь квартиру, и тогда тебе пригодятся эти деньги.
Она задумчиво кивнула, собралась было что-то сказать, осеклась, но потом спросила меня сдавленным шепотом:
— Как тебя зовут?
— Майкл.
— Не знаешь, в Библии упоминается женщина по имени Мишель?
— Не знаю…
— Это было бы хорошее имя для девочки.
— Обалденное! — Я вышел из машины и пошел прочь.
Она сидела не шелохнувшись.
— Езжай! — бросил я.
Девушка кивнула, завела машину, машина заглохла, она еще раз завела двигатель и, когда двигатель заработал как надо, вырулила к перекрестку. Завернув, влилась в движение на другой полосе двухрядной дороги. А я стоял на тротуаре и почти с тоской смотрел, как она уезжает обратно — туда, где живут цивилизованные люди.
В Дублине солнечно, в Белфасте идет дождь. Это непреложный закон. Все в городе принадлежит мокрой и грязной империи белфастского дождя: деревья, камни, шеи, воротники, непокрытые руки и головы. Меня встретил убийственно унылый дождь Восточного Ольстера, еще в туче перемешанный с парами масла и чадом дизелей и приправленный солью и сажей. Этот льющийся почти горизонтальными плотными потоками дождь — такая же часть окружающего мира, как городская ратуша, озеро или судостроительные верфи «Харленд энд Вулф».