Гибельный мир
Шрифт:
— Вне всяких сомнений.
— Дитя мое, искусству повелевать учатся, как и любому другому.
— Чтоб овладеть искусством, нужен талант.
— Зачастую его можно искупить опытом и советами тех, кто искушен. Поверьте, у вас будут те, кто захочет обучить вас искусству править.
Аир встала и отошла к окну — большому, хоть с земли оно казалось не шире бойницы, вытянутому вверх, уже забранному зимней рамой с кусочками стекла в переплете. Стекло было мутное, малопрозрачное и пропускало только свет. Разглядеть через него сад было невозможно. Девушка все еще была одета в плохо сидящий лиф и слишком длинную юбку из синего бархата, вышитого серебряными цветками, похожими на лотосы, потому что подходящую одежду еще не доставили. Какое-то время она разглядывала песчинки, попавшие в оконное стекло и так и оставшиеся там навсегда, потом вернулась к столу. Яства, которые ждали ее там, никогда не попадались ей прежде, да она и не стала бы мучиться, приготавливая нечто подобное. Если ей хотелось сладкого, она ела сдобные булочки или мед, а нечто более сложное представлялось уже излишеством.
Но и они не слишком привлекали ее сейчас. Смятение лишало девушку аппетита. Задумавшись, она поднесла к лицу руку.
— Господи, мой муж, наверное, умирает от тревоги, — проговорила она внезапно.
— Вы были замужем? — уточнил Рено.
— Почему была? — удивилась Аир. — Или вы будете настаивать на разводе?
— Нисколько. Просто, думаю, свадьбу нелишне будет сыграть еще раз, так, как подобает играть императорские свадьбы. Чтоб не возникало вопросов и сомнений… Скажите, у вас есть дети, ваше величество?
— Нет. — Девушка непонятно почему покраснела.
— Тем лучше. Дети родятся уже под сенью короны, и не будет сомнений в их правах. А за вашим мужем, если желаете, я прикажу послать.
Аир кивнула и села к столу. Придвинула к себе тарелочку и принялась лакомиться орехами в застывшем слитком медовом сиропе. Рабыня — одна из тех двух, которые одевали ее к церемонии, — подала ей кубок и налила туда темно-алой жидкости из хрустального графина. Новоиспеченная императрица прежде никогда не пила вина, только пиво, и то не лучшего качества, домашнее, и поразилась аромату и сладости вина. И сама не заметила, как захмелела, потому что этот хмель был иным, чем от пива, незнакомым ей. Попробовав орехи, она придвинула к себе блюдо с черносливом, изюмом и финиками, а потом отрезала пирога с ягодами и сливками. Все это были лакомства, но несколько кусков вполне утолили внезапно обрушившийся на Аир голод, а вино утолило жажду.
В комнату вновь вступил первосвященник и с улыбкой сообщил:
— Ваш супруг был так любезен, что избавил нас от поисков и сам искал случая к вам попасть, — и посторонился.
Внутрь влетел Хельд и остановился у стола, глядя на супругу в красивом бархатном платье, с изящной прической, с розблеском драгоценных камней на шее. Высший Магистр тактично отступил и закрыл за собой дверь.
— Что случилось, Аир? — спросил рейнджер. — Я не понимаю…
— Я тоже, — перебила она.
— Но я был на церемонии. Я видел… Видел то, что с тобой делали. Я не понимаю.
— Первосвященник сказал мне, что это была подлинная церемония… Ты собираешься и дальше стоять? Может, присядешь?
Хельд опустился в кресло и уставился на подставленный ему бокал. Когда его окрасило темно-алое вино, он порывисто поднес его к губам и опорожнил одним духом. Приготовился сморщиться, как привык, но обнаружил, что напиток прян и мягок, что он ароматен и ласков, почувствовал, как он тут же растекся по жилам терпким огнем и подарил телу легкость.
— Знатное вино, — отметил он. — Из императорских подвалов, я угадал? Или это первосвященник потчует тебя своим?
— Я его не спрашивала.
— Понимаю, были вопросы поважнее. Так что он сказал?
— Что я избранница Бога и что теперь мне предстоит сидеть на троне.
— Но это же абсурд! — Хельд вскочил на ноги. — Ничто не дается даром, тем более такие подарки! Кроме того, ты даже не дворянка.
Аир пожала плечами.
— Может, ты сам поговоришь с ним? Что поделать, я плохо понимаю, что происходит, но церемония была настоящей, это точно.
— Я поговорю с ним, — пообещал рейнджер.
В следующий миг, прерывая их разговор, раздался осторожный стук в дверь, и в покои заглянула рабыня. Лицо у нее было смущенное и слегка испуганное.
— Госпожа… э-э… Ваше величество, доставили платье. Изволите посмотреть?
Аир кивнула и встала из-за стола. Вторая рабыня, которая оставалась в комнате, стала поспешно принимать у первой свертки и разворачивать их на низкой тахте у стены.
— Очень кстати, — сказала императрица своему мужу. — Я переоденусь, а ты поговоришь с первосвященником. — Она быстро пересекла комнату и на миг приникла к Хельду, жалобно глядя на него снизу вверх. — А потом приходи, ладно? Мне так страшно одной.
Рейнджер обнял ее и слегка прижал к себе. Рабыни поглядывали на них искоса и с глубоким любопытством.
— Я сейчас, — пообещал он, слегка расправляя плечи, словно бы казаться сильнее — ничто так благотворно не действует на самочувствие мужчины, как трогательная в своей хрупкости женщина, просящая защиты. — Только поговорю и вернусь. Но надо все прояснить, ты же понимаешь. Я сейчас выясню точно, что им от тебя надо. Только не волнуйся раньше времени, — и вышел.
В свертках оказалось все, что только может понадобиться знатной женщине — до батистового белья, до тонких шелковых чулок, таких невесомых и прозрачных, что их можно было принять за творение фей, до вуали, затканной цветами по кромке. Рабыни, не позволяя Аир даже самую малость делать самой, сноровисто раздели ее, а затем облачили, да так ловко, как могут только привычные к этому занятию служанки. Оба платья — и нижнее, гладко-белое, и верхнее — тяжелое, парчовое, в вышивке, были из тех, что подгоняются по фигуре, шнуруясь на боках. Легко догадаться, что даже волшебная игла в руках опытного портного не смогла бы так споро сшить платье по мерке девушки, конечно, ей принесли готовое, лишь позаботившись, чтоб оно подходило как можно лучше.
Аир никогда даже не видела подобных нарядов (женщины, которые так одеваются, не ходят по улицам, они ездят в экипажах или их носят в паланкинах) и только наблюдала за работой служанок, в восхищении замирая в неподвижности. В обилии шнуровок, завязок, застежек и крючочков она сама тут же запуталась бы, но никто и не думал предоставлять юной императрице разбираться с этими премудростями в одиночку. Она старалась запоминать последовательность действий, поскольку ей пришла в голову мысль, что снять этот наряд будет так же сложно, как надеть. А ложиться в нем спать — она решила — будет неудобно. Привычная сама себя обслуживать, она не подумала, что перед сном ее точно так же разденут, как одевают сейчас.
Вернувшийся мрачный Хельд сперва замер в восхищении, рассматривая свою разодетую и причесанную заново жену, потом подошел и по-хозяйски обнял ее. Ему пришло в голову, что, такая красивая и теперь еще и знатная, она захочет развестись с ним, и решил, что без боя ее не отдаст. То, что она красива, он раньше почти не замечал, вернее, не обращал внимания, но теперь, когда эта привлекательность была воочию явлена ухищрениями портного и парикмахера, в Хельде проснулось восхищение. И упрямство.
— Ну что? — спросила она, настойчиво освобождаясь из его объятий (не то чтоб они были ей неприятны, просто она стеснялась присутствия посторонних).