Гибельный шторм
Шрифт:
Эскадра Пожирателей Миров не смогла настигнуть Ультрамаринов и сейчас меняла курс. Могучие суда разворачивались медленно, будто тектонические плиты. Квор Вондар мог представить себе ярость капитанов. Их пушки ревели в бессильной злобе, отстреливая боезапас в пустоту космоса, расцвеченную спиралями Гибельного шторма.
Торпеды Ультрамаринов ударили в цель. Ток Деренот закричал двумя голосами — демон торжествующе хохотал, а человек ликовал, получив откровение.
У «Де профундис» не было щитов — корабль встретил атаку грудью. Это была завершающая часть ритуала. По всей длине корпуса прогремели взрывы. Несколько снарядов попало в мостик.
Квор Вондар взревел, но его голос потонул в оглушительном грохоте, с которым «Де профундис» распадался на части. Адамантий рвался, как бумага. Энергетические каналы лопнули и наполнили коридоры пылающей плазмой. Двигатели взвыли и смолкли, после чего взорвались в яркой вспышке, испепелив при этом легкий крейсер «Левана», опрометчиво подошедший слишком близко.
«Де профундис» кричал, и это был клич победителя. Он рванулся к «Самофракии», и этот порыв был неотвратим, как сама судьба. Вся команда погибла, но то, что летело вперед, было не простыми осколками. Это были гигантские кинжалы, и внутри многих из них ждали воины Несущих Слово, жаждущие добраться до добычи.
Физически боевая баржа перестала существовать, но ее душа и цель по–прежнему были живы. Корабль больше не был единым целым. Теперь имя ему — легион.
Он превратился в рой.
Глава 3
ЗЛОВЕЩИЕ СОЮЗЫ
— Где мы? — требовательно спросил Лев.
— Неизвестно, — ответил Ольгин, избранный лейтенант Крыла Смерти, заметив яростный взгляд примарха.
Это было не просто раздражение. Лев действительно ожидал, что они прибудут на Терру. Неудача и замешательство вызывали в нем тот же гнев, что и предательство. Ольгин прекрасно понимал, почему, но это понимание его совсем не радовало. Он чувствовал желание высказаться, предупредить, но знал, какая реакция последует на эти слова, и потому промолчал. Идеального момента, может быть, не представится никогда, но сейчас время было максимально не подходящее.
«Непобедимый разум» завибрировал, силясь удержать курс. Хаотичные гравитационные потоки терзали флот Темных Ангелов почти так же сильно, как буря в эмпиреях. Корабли вышли в материальную вселенную на самом краю охваченной штормом системы. Граница системы была четко видима благодаря волнам яростного пламени варпа. Впереди и по левому борту на миллиарды миль вокруг сверкали безумные вспышки потусторонней энергии.
Этот барьер напоминал кроваво–красное полярное сияние, пульсирующее с такой энергией, что Лев буквально слышал треск истерзанного пространства. Колоссальные вихри размером с газовые гиганты сталкивались, сливались и рассыпались на части. Двигатели кораблей работали на полную в попытке увести флот от разбушевавшейся стихии.
Сразу за границей системы бесновался Гибельный шторм. Космическую тьму наполняли дикие сочетания красок, от которых начинали слезиться глаза. Было невозможно рассмотреть звезды. Офицер связи разговаривал с леди Тералиной Фианой, старшим навигатором, которая сейчас находилась в собственных покоях. Они пытались понять, где очутились, не имея для этого почти никакой информации.
— Я отсюда слышу ваше возмущение, леди Фиана, — сказал Лев.
— Я его не высказывала, мой господин, — ответила навигатор по внутренней
— Тем не менее.
— У меня нет возможности управлять путешествием, — сказала она. — Потому я не могу ничего сказать о нашем нынешнем местонахождении. Думаю, в первую очередь за ответами стоит обратиться к тому, что устроило нам прыжок.
— Я бы сперва хотел услышать ваше мнение, — ответил примарх.
«Он ему не доверяет», — с облегчением подумал Ольгин. Его радовала мысль, что примарх предпочитает держаться на расстоянии от существа, запертого в мрачных покоях.
Между барьером и флотом Темных Ангелов было настоящее кладбище кораблей. Мертвые металлические остовы медленно плыли в беспорядочных гравитационных потоках. Ольгин наблюдал за столкновением двух таких кораблей. Оба судна развалились на части, и их фрагменты, лениво вращаясь, полетели в стороны, мерцая в свете Гибельного шторма.
— Мы можем что–нибудь сказать об этих обломках?
— Корабли не были предназначены для путешествий через варп, — ответила Фиана. — На этом наши знания заканчиваются. Если бы мы могли понять, откуда они взялись, то, возможно, определили бы, где находимся.
Лев не сводил взгляд с варп–шторма. Ольгин же не мог заставить себя смотреть на воронку эфирной энергии дольше нескольких секунд. Цвета и движение мучили его, наполняли мысли чудовищной нерациональностью и фрагментами оживших кошмаров.
Лев сверлил бурю взглядом, будто надеялся понять все ее секреты одной силой воли.
— Эта система почти погибла, — произнес наконец примарх. — Здесь происходит катаклизм невероятного масштаба. Он должен оставлять след.
— Согласна, — отозвалась Фиана. — Если получится зарегистрировать какие–нибудь данные об окружающих нас звездах, можно будет рассчитать эффект искажения и установить наше примерное местонахождение. Эту аномалию, вероятно, могут засечь и другие флоты, находящиеся от нас на значительном удалении.
— Зловещий маяк, — пробормотал Ольгин.
— Именно так. Но мы подошли слишком близко.
— И поэтому вы ничего не можете мне сказать? — спросил Лев.
— Верно.
Примарх еще несколько секунд всматривался в стихию, бурлящую за обзорным экраном. Блеск его зеленых глаз становился все холоднее и острее.
— Держите позицию! — приказал он, разворачиваясь к выходу с мостика.
Интуиция велела Ольгину следовать за повелителем и присутствовать при разговоре примарха и существа, что привело флот сюда. Мудрость же подсказывала, что лучше оставаться на месте. Разъяренный Лев не потерпел бы ничьего присутствия.
Сервитор–марионетка направился навстречу Льву, как только примарх вошел в отсек Тухулхи. Сервитор распространял вокруг запах разлагающегося тела. Походка существа в теле мальчика была неестественно напряженной. Марионетка успела пройти половину пути до входа, когда створки разошлись, пропуская Льва внутрь. То, что Тухулха предвидела его приход, вызывало настороженность. Существо знало слишком много.
— На твоем лице я читаю гнев, — сказал мальчик. — Но в том нет моей заслуги. Все слишком очевидно. Твое выражение можно разгадать без труда.