Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю
Шрифт:
— Да вы садитесь, Новотни, — подбодрил он водителя, который нерешительно стоял в центре комнаты, и Новотни неловко присел на краешек кресла.
На нем был комбинезон, в руках замасленная кепка. Но Кеттерле вполне мог представить, как респектабельно он смотрелся в своей прекрасной форменной одежде, со слегка тронутыми сединой пышными волосами и лицом, выражение которого весьма мало соответствовало седине.
— Чтобы сразу ввести вас в курс дела, Новотни... — начал было сенатор из-за своего
Комиссар Кеттерле поднял руку и сделал из-за спины Новотни знак сенатору.
— Господин сенатор, позвольте, пожалуйста, задавать вопросы мне.
Рихард Робертс пожал плечами.
— Как вам будет угодно, — сказал он и откинулся в кресле. Огромный нож для разрезания книг выглядел в его могучих руках перочинным.
Кеттерле обратился к шоферу:
— Несколько вопросов, которые я хотел бы задать вам, одобрены господином сенатором. Поэтому можете отвечать на них без колебаний, ясно?
— Конечно, — сказал шофер, пребывавший, очевидно, в полном неведении, о чем должна идти речь.
— Сколько автомашин имеется в доме?
— Три. «Кадиллак», «Мерседес-190 СЛ» и «карман-гиа» уважаемой госпожи.
— Вы обслуживаете все три?
— Да, все три.
— В чем состоит ваша работа?
— Я слежу за их внешним видом, мою, произвожу мелкий ремонт, регулярно отгоняю на техническую профилактику. Такие задачи у любого домашнего шофера.
— Вы водите все три?
Новотни кивнул.
— Да.
— Где находятся документы на автомобиль, когда вы сидите за рулем?
— В «кадиллаке» в правом боковом кармане, в двух других — в левом боковом кармане.
— И ни в одной — в отделении для перчаток?
— Нет. На этот счет имеется строгое указание господина сенатора. Отделение для перчаток в машине — это все равно что ящик его письменного стола.
— Иногда там остается письмо или какой-нибудь документ, — сказал Робертс, — и пришлось указать шоферу...
— Понятно, — сказал Кеттерле. — Положение сиденья водителя во всех машинах соответствует вашему росту?
Сенатор Робертс скривился и покачал головой.
— Уважаемая госпожа очень... — Новотни подыскивал нужное слово, чтобы выразиться с достаточным почтением, — изящна. И в большинстве случаев она выдвигала сиденье вперед до отказа.
— Благодарю, — сказал Кеттерле. — Вы водите машину в перчатках?
Кристоф Новотни ответил на этот вопрос не сразу, и Хорншу удивился, почему комиссар оставил его напоследок. Какое-то время шофер вглядывался в лицо Кеттерле с большим напряжением, чем до сих пор.
— К форменной одежде полагаются перчатки из серой замши, — ответил он наконец, — господин сенатор придают этому большое значение.
Кеттерле кивнул.
— И последний вопрос. Вы, конечно, тоже ничего не знаете о телеграмме, которая была отправлена отсюда вчера ночью по телефону? Текст ее: «Не выйдет», она была без подписи и адресована госпоже Сандре Робертс.
— Нет, — сказал шофер, — да и как бы мне пришло такое в голову? Когда была отправлена телеграмма?
Комиссар достал скомканную записку из кармана пиджака и назвал точное время.
— В девять часов семь минут.
— Ровно в девять господин сенатор позвонили мне на квартиру и сообщили, что я им больше не нужен.
Шофер взглянул в сторону сенатора, который как раз положил нож для разрезания книг на письменный стол.
— Верно, — сказал сенатор, — это было ровно в девять. По телевизору кончили передавать соревнования по теннису. Я помню точно.
Новотни встал и переложил кепку в другую руку. Комиссару бросилось в глаза, что, несмотря на все свое уважение к господам, в нем не было и следа приниженности.
— Господин сенатор, вы позволите мне вопрос?
— Да, Новотни.
— Неужели уважаемая госпожа попала в аварию? Я имею в виду — мне не хотелось бы упрекать себя в недостаточном уходе за машиной... Это просто немыслимо...
— В этом смысле вы можете быть совершенно спокойны, Новотни, авария не имеет никакого отношения к делу.
— И все-таки... Если господин сенатор мне доверяют...
Робертс устало махнул рукой.
— Хорошо, хорошо, Новотни. Радуйтесь, что вы ничего об этом не знаете.
Шофер опустил голову, повернулся и пошел к двери. Комиссар Кеттерле достал из нагрудного кармана шариковую ручку и сжал ее в самом низу двумя пальцами.
— Кстати, господин Новотни, — сказал он, когда шофер был уже у двери.
Новотни вздрогнул.
— Да?
— Не могли бы вы оставить мне свой адрес и номер телефона? На всякий случай.
Шофер вернулся, взял шариковую ручку, бумажку комиссара и, склонившись над столом, записал свои данные. Потом, подумав, вытащил из кармана тряпку и тщательно протер ручку.
— У меня руки в масле, — сказал он извиняющимся тоном. — Вы можете испачкать костюм.
Когда Новотни пересекал холл, доктор Реймар Брабендер как раз открывал входную дверь.
Шофер пробормотал приветствие и удивился, что молодые господа прямо в пальто и шляпах, не раздеваясь, прошли через холл.
— Папа! — крикнула Эрика. — Папа, что случилось? Это так ужасно!
Она быстро обняла отца, потом посмотрела на полицейских, которые при ее появлении встали. Сенатор позволил и Зигрид обнять себя, затем поздоровался с обоими зятьями коротким кивком головы. И только после этого представил их чиновникам.