Гиблое место
Шрифт:
– Вот захватил тебе показать. У этого малого таких полная банка.
Фелина двумя пальцами взяла камень и поднесла к свету. "Какой красивый, – показала она жестами и положила камешек на белый пластик стола рядом с супницей. – Он очень ценный?"
– Пока не знаем. Завтра специалисты скажут. "По-моему, ценный. Когда пойдешь на работу, проверь, нет ли в кармане дырки. Чует мое сердце: потеряешь – потом сто лет придется вкалывать, чтобы расплатиться".
Камень вбирал лучи света, пропуская через себя. По лицу Фелины размазались яркие багровые отблески.
Глава 36
В половине второго ночи Хэл Яматака с головой ушел в роман Джона Д. Макдональда "Последний оставшийся". Единственное кресло в комнате было не самым удобным сиденьем – Хэл еле в него втиснулся. В больнице стоял нестерпимый запах антисептиков, от которых Хэла всегда подташнивало. Вдобавок в горле засел фаршированный острый перец, который Хэл ел за ужином. Но книга так его захватила, что на все эти мелочи он не обращал никакого внимания.
За чтением он совсем забыл о Фрэнке Полларде, как вдруг услышал короткий шипящий свист, словно из узкого отверстия с силой вырвалась струя воздуха. По палате пронесся сквознячок. Хэл поднял глаза от книги. Он думал, что Поллард по-прежнему сидит на кровати или слезает с нее. Но Поллард исчез.
Хэл в тревоге уронил книгу и вскочил с места.
Так и есть. Кровать пуста. Поллард провел в постели весь вечер, три часа назад он уснул и вдруг – на тебе: как сквозь землю провалился. Лампы дневного света за кроватью не горели, палата освещалась только настольной лампой. Освещение хоть и неяркое, но при всем желании в тень не спрячешься. Одеяло аккуратно заправлено под матрас, перильца по бокам кровати не опущены. Да что он – испарился, что ли, как фигура из сухого льда?
Если бы Поллард опустил перильца, слез с кровати и снова их поднял, эта возня непременно привлекла бы внимание Хэла. А уж перебраться через перильца без шума и вовсе дело немыслимое.
Окно закрыто. По стеклу сбегали струйки дождя, посеребренные светом лампы. Спрыгнуть с шестого этажа Поллард, понятное дело, не мог, однако Хэл на всякий случай удостоверился, что окно не просто закрыто, но еще и заперто.
Потом он подошел к ванной и позвал:
– Фрэнк!
Никто не ответил. Хэл вошел в ванную. Пусто.
Остается только тесный стенной шкаф – больше укрыться негде. Хэл открыл дверцу. На вешалках – одежда Полларда, в которой он пришел в больницу. Тут же стоят его туфли, в них – свернутые носки.
– Прокрасться мимо меня в коридор ему бы точно не удалось, – произнес Хэл, как будто надеялся, что все сказанное вслух, как по волшебству, становится непреложной истиной.
Он рывком распахнул дверь и выскочил в коридор. В обоих концах коридора никого.
Хэл повернул налево и поспешил к запасному выходу в самом конце. Открыл дверь. Замер на лестничной площадке и прислушался. Шагов не слыхать. Никто не поднимается и не опускается. Хэл приблизился к железным перилам, поглядел вверх, потом вниз. Ни одной живой души.
Хэл побрел обратно. По дороге он еще раз заглянул в палату Полларда, бросил взгляд на пустую кровать. Все происходящее просто в голове не укладывалось.
На пересечении двух коридоров Хэл повернул направо, к стеклянному отсеку для медсестер.
Но ни одна из пяти дежуривших ночью медсестер Фрэнка в коридоре не видела. А поскольку лифты находились как раз напротив стеклянного отсека, было ясно, что покинуть больницу этим путем Фрэнк не мог – иначе медсестры заметили бы, как он дожидается лифта.
– А я-то думала, вы за ним присматриваете, – сказала Грейс Фулем, старшая смены, дежурящая на шестом этаже. Если бы голливудским продюсерам захотелось снять новый вариант старых фильмов про Энни Буксирщицу или Маму и Папу Кеттлов, лучшего типажа для главных женских ролей, чем Грейс Фулем, не найти: седая, основательная, неутомимая, с увядшим, но добрым лицом.
– Вас ведь для того к нему и приставили, – продолжала она.
– Я из палаты ни ногой, но…
– Как же он ухитрился мимо вас проскочить?
– Понятия не имею, – с досадой произнес Хэл. – И главная-то беда.., у него частичная потеря памяти, и он малость не в себе. Выйдет из больницы – и поминай как звали. Уж не знаю, как он выбрался из палаты незамеченным, но найти его надо непременно.
Миссис Фулем и еще одна медсестра помоложе – ее звали Джанет Сото – быстро и тихо двинулись по коридору, заглядывая в каждую палату.
Хэл шел вслед за миссис Фулем. Когда они осматривали палату 604, где безмятежно посапывали двое пожилых мужчин, ему вдруг почудилась мелодия, от которой его продрал мороз. Хэл обернулся. Мелодия стихла.
Интересно, слышала ли эту мелодию медсестра Фулем. Вслух она ничего не сказала. Но у палаты 606, когда мелодия повторилась, на этот раз чуть громче, она произнесла:
– Что это?
"Похоже на флейту", – подумал Хэл. Невидимый флейтист выводил что-то невнятное и все же завораживающее.
Едва они вышли в коридор, как музыка опять смолкла. В тот же миг пахнуло сквозняком.
– Окно не закрыли. Или дверь на лестницу, – негромко, но со значением заметила медсестра.
– Это не я.
Из палаты напротив вышла Джанет Сото. Сквозняк прекратился. Джанет озадаченно взглянула на Хэла и миссис Фулем, пожала плечами и заглянула в следующую палату.
И опять тихо защебетала флейта. Снова потянуло сквозняком, уже сильнее. Хэлу показалось, что к терпким больничным запахам примешивается легкий запах гари.
Грейс Фулем продолжала поиски, а Хэл поспешил в конец коридора, чтобы проверить, закрыл ли он запасной выход.
Проходя мимо палаты Фрэнка, он случайно заметил, что дверь в палату медленно закрывается. А сквозняк-то, похоже, оттуда и дует! Не успела дверь захлопнуться, как Хэл юркнул в палату и обнаружил, что Фрэнк сидит на кровати, испуганный и растерянный.