Гибридная война. Выжить и победить
Шрифт:
Боевики воплощают в жизнь то, о чем говорил в своем нашумевшем докладе начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов в начале 2013 года: «Снижение военно-экономического потенциала государства поражением критически важных объектов его военной и гражданской инфраструктуры в короткие сроки». В этом контексте не удивляет, что российские военные эксперты прогнозировали на зиму 2014–2015 годов, что «война может переместиться на железные дороги, автострады, трубопроводы, мосты» [118] .
118
http://s.nr2.ru/News/Kiev_and_regions/Ekspert-Rossiya-mozhet-pereyti-ot-voyny-na-Donbasse-k-diversiyam-povsey-Ukrarne-81971.html
Необходимое
Энергетические рычаги оказались самыми простыми в управлении и самым естественным способом достижения поставленной глобальной цели. Так в России появилась идея «энергетической сверхдержавы», что, по сути, является суррогатом понятия «сверхдержава». В Кремле сделали ставку на узкоспециализированную «сверхдержаву», чтобы попытаться унять геополитический зуд по имперскому величию.
Внимание России к нефти и газу неслучайно. И дело не только в бюджетных поступлениях от экспорта энергоресурсов. В современной внешней политике Российской Федерации экспорт и транзит углеводородов стали системообразующим фактором положения и статуса России на мировой арене. В итоге в российской внешней политике формируется направление, имеющее большое значение для реализации государственных интересов в целом, — энергетическая дипломатия.
Россия интенсивно использует также «трубопроводную» или «потоковую» дипломатию как инструмент сохранения и расширения влияния на политическом поле Евразии. Формальная диверсификация поставок энергоносителей в Европу путем развития сети параллельных «потоков», от Балтики до Черного моря, приводит не только к диверсификации как таковой, но и к вовлечению в орбиту энергетических и инфраструктурных взаимодействий с РФ новых факторов — государств, компаний-подрядчи-ков и посредников. Фактически, это расширяет круг реальных и потенциальных агентов влияния Кремля в самых разнообразных сферах. Об этом свидетельствует и попытка строительства «Турецкого потока» вместо «Южного потока», от которого «Газпром» отказался официально [119] .
119
http://economics.lb.ua/state/2015/01/27/293489_noviy_rossiyskiy . gazoprovod_turtsiyu.htmi
Энергетическая дипломатия России использует различные методы и инструменты политического влияния на импортеров углеводородного сырья. Одним из таких способов является приобретение крупнейшими российскими нефтегазовыми монополиями («Газпромом», например) зарубежных компаний, обеспечивающих транзит и доведение потока углеводородов до конечного потребителя. Это направление можно назвать стратегически значимым для российской энергетической монополии, поскольку оно позволяет воплотить в жизнь важный принцип «прямых» поставок энергоресурсов потребителям, минуя посредников и избегая зависимости от их транзитных возможностей. Подобные, вполне прагматичные с коммерческой точки зрения, шаги, зачастую содержат параллельный политический смысл расширения влияния российского государства через овладение стратегическими инфраструктурными объектами на территории других государств с помощью российского корпоративного сектора.
Многие задачи энергетической политики России сегодня решаются государством с помощью «специальных агентов» — крупнейших российских естественных монополий («Газпром», «Транснефть», «Роснефть» и др.). В этом нет признаков случайности: упомянутые монополии, обладающие колоссальным потенциалом и возможностями, каналами деловой коммуникации и сетью партнеров, поставщиков, контрагентов в странах-импортерах и транзитерах, способны оказывать прямое влияние на политические структуры (в том числе международные) там, где деятельность дипломатов, в силу различных причин и существующих процедур, затруднена. С другой стороны, высокая доля участия государства в делах этих корпораций создает ситуацию, когда различные исполнительные органы этих монополий фактически интегрированы в структуру государственного управления, превращает указанные монополии в прямой инструмент реализации внешней политики России в политической и энергетической сферах. Однако возможности таких «агентов» со временем сужаются, поскольку естественные монополии благодаря принятию Третьего энергетического пакета ЕС перестают быть субъектами европейского газового рынка.
В течение 90-х годов XX века российское руководство не решалось открыто говорить о намерениях использовать поставки природного газа и цены на него как факторы политического давления, чтобы не подвергаться обвинениям в неоимпериализме. Политическая конъюнктура была невыгодной для использования Россией энергетического оружия. Но как только Владимир Путин укрепился во власти, а мировые цены на нефть стремительно рванули вверх, давая дополнительные средства для проведения активной внешней политики, Кремль пустил в ход фактор энергетического давления.
Высокие цены на нефть стимулировали не только экономическое развитие России, но и опасные процессы в сознании ее политического истеблишмента, испытывавшего комплекс побежденного в холодной войне. Желание глобального реванша, воссоздания многополярности мира, в котором Россия будет главным из его полюсов, в комплексе с идеей «собирания земель» на постсоветском пространстве, стимулировали поиск путей и средств достижения желаемого. Если в советский период статус сверхдержавы достигался посредством наращивания военного потенциала, то в условиях глобализации мировой экономики углеводороды и трубопроводы оказались весьма эффективными инструментами, дополняющими военный арсенал. Суть внешней политики РФ в период лидерства Владимира Путина заключается в возвращении России статуса сверхдержавы, которой был СССР. В этом смысле энергетическая стратегия России направлена на содействие достижению амбициозной геополитической цели, более того, она является одним из ключевых инструментов внешней политики РФ.
Анализ поведения России в 2000-х годах показывает, что она последовательно шла к использованию энергоресурсов в качестве энергетического оружия, тщательно маскируя это под коммерческие споры с покупателями российских углеводородов на постсоветском пространстве. «Энергетическая стратегия РФ до 2020 года» начинается с констатации: «Россия располагает значительными запасами энергетических ресурсов и мощным топливно-энергетическим комплексом, который является базой развития экономики, инструментом проведения внутренней и внешней политики» [120] . Этот документ был подписан президентом России Владимиром Путиным в августе 2003 года. Два масштабных газовых кризиса в российско-украинских отношениях — 2006 и 2009 годов — не заставили долго себя ждать. В роли предвестника выступило формулирование тезиса о создании «энергетической сверхдержавы» [121] , который впоследствии оформился в целостную концепцию конвертирования экспортного энергетического потенциала РФ во внешнеполитический потенциал и инструментарий. Первоочередной задачей считалось установление и удержание надежного контроля над источниками углеводородов в Центральной Азии и Закавказье, над маршрутами их транспортировки на европейские энергорынки, а в перспективе — вхождение России на европейские оптовые рынки энергоресурсов с высокими прибылями. Основным фактором в осуществлении «энергетической стратегии» выступила компания «Газпром», являющаяся экспортным монополистом и структурой, мощно интегрированной в российские правительственные круги. Это позволяет «Газпрому» при осуществлении формально чисто коммерческих действий существенно влиять на экономическое положение и политический процесс государств-партнеров в пользу реализации российских государственных интересов.
120
http://www.cpnt.ru/userflIes/_flIes_normativ_energosafe_energostrategy . pdf
121
Симонов К. Энергетическая сверхдержава. — М., 2006.— 272 с.
В основу российской доктрины создания «энергетической державы» заложен постулат: «Кто контролирует добычу энергоресурсов, маршруты их доставки и распределение, тот формирует геополитику». Важнейшими условиями реализации этой доктрины являются стабильная работа добывающих и транспортных компаний, а также активное лоббирование интересов этих компаний с целью их включения в европейскую энергетическую инфраструктуру. Сохраняя монополию на добычу нефти и газа, а также их транспортировку в Европу,