Гибридная война. Выжить и победить

Магда Евгений Валериевич

Не только большевики стремились контролировать Донбасс в качестве энергетической базы. Деникин после обретения контроля над регионом летом 1919 года максимально пытался использовать его производственные мощности. За годы революционных потрясений горнопромышленники частями распродавали свои предприятия, оборудование воровали и рабочие, и мародеры. Деникин пытался с помощью займов поощрить предпринимателей к восстановлению производства и исправить положение, но желаемого результата это не принесло.

Осенью-зимой 1919 года Донбасс был занят большевиками, которые сразу начали национализацию. 5 февраля 1919 года Совнарком УССР, согласовав вопрос с ВУЦИК (Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет) и СНК (Совет Народных Комиссаров) РСФСР, издал декрет «О Донецкой губернии», в соответствии

с которым решено в связи с особым значением Донбасса как главной топливной базы республики и его исключительной ролью для успешного окончания гражданской войны, создать временную административную единицу из двух уездов Екате-ринославской губернии: Бахмутского и Славяносербского с центром в городе Луганске [130] . Уже в начале 1920-х годов промышленные предприятия национализировали и передали в управление ВСНХ Советской России.

130

Там же.

Для советской власти стратегической целью была модернизация промышленности, которая означала рост социальной базы большевиков — пролетариата. В планах советской форсированной индустриализации Донбассу отводилась роль одной из ведущих экономических баз. Исходя из этого, государство выделяло значительные средства на его восстановление и развитие — почти четверть общегосударственных инвестиций в промышленность. Чрезмерная централизация, планово-директивная система управления народным хозяйством, «внеэкономический», в современном понимании, характер хозяйственных приоритетов ориентация на экстенсивное, а не интенсивное развитие, обернулись ускоренным наращиванием объемов добычи угля — главного для того времени энергоносителя. Украинские территории обеспечивали львиную долю угольной добычи как Российской империи, так и СССР. И хотя доля угля как одного из основных энергоносителей на протяжении ХХ века падала, на угольной промышленности Украины это не сказывалось. Никто так и не решился ликвидировать дотационную отрасль, как это сделала Маргарет Тэтчер в свое время в Англии. Угольная промышленность Донбасса обеспечивала существование социальной опоры советской власти — пролетариата. Искусственная поддержка угольной отрасли в советское время обернулась рядом экономических, экологических, социокультурных проблем для независимой Украины, которая стала заложницей собственного индустриально-аграрного статуса экономики.

Развитие газовой промышленности в тесной связке с союзной экономикой породило во времена независимости для Украины даже более широкий спектр проблем — от экономических до имиджевых. Отметим, что Прикарпатье относится к регионам Европы, где зарождалась добыча газа. Еще в начале ХХ века газ здесь применяли в промышленности, а в 1912 году был запущен первый газопровод из Борислава в Дрого-быч. Уже в 1948 году газ из Дашавского месторождения для отопления жилья подавался в Киев, а в 1951 году — В Москву [131] .

131

Діяк І. В. Газова промисловість і енергетична безпека України. — К.: Світ Успіху, 2009.— С. 25.

На востоке Украины были не менее весомые достижения в газовой сфере — именно с Шебелинского месторождения в Харьковской области началась эпоха большого советского газа, ведь оттуда голубое топливо поставлялось в Россию, Беларусь (с 1960 г.), Литву (1961 г.), Латвию (1962 г.), Чехословакию (1967 г.), Венгрию (1975 г.). До середины 1970-х годов советский экспорт газа осуществлялся исключительно за счет украинских месторождений. Ситуация изменилась в 1978 году, когда впервые объем потребления газа украинскими потребителями сравнялся с объемом добычи. С этого момента те месторождения, которые исчерпывались, использовались как подземные хранилища, которые впоследствии стали крупнейшими в Европе.

В 1991 году потребление газа украинскими потребителями составило 118,1 млрд

м³, наша страна занимала 3-е место в мире по уровню потребления газа, уступая только США и России [132] . Для сравнения, использование природного газа в Украине в 2010 году составило 57,6 млрд м³. Имперская по своей сути и алогичная по содержанию советская экономическая политика имела своим следствием энерго- и материалоемкую промышленность, формирование расточительного потребительства.

132

http://unfccc.int/flIes/national_reports/annex_i_natcom/submitted . natcom/appIkation/pdf/6nc_v7_flnaI_ [1].pdf

Очевидно, что украинская и российская газотранспортные системы — это практически сиамские близнецы, существование которых на протяжении десятилетий в рамках единого государства СССР обусловило и особый характер отношений между представителями элиты постсоветского ТЭК. Даже действия политиков после распада СССР не были направлены на установление единоличного контроля над экспортными направлениями транспортировки энергоресурсов. Впрочем, тогдашняя цена газа и нефти не способствовала нарастанию политической составляющей в энергетической войне. Наверное, свою роль сыграл и тот факт, что президентами России и Украины были Борис Ельцин и Леонид Кучма — представители еще советской партийнохозяйственной элиты.

Появление на российском политическом Олимпе Владимира Путина спровоцировало нарастание агрессивных намерений относительно постсоветского пространства, и в частности, Украины. Словосочетание «газовая война» в начале 2000-х годов прочно вошло в лексикон не только государственных мужей, но и обывателей. Ничего удивительного, ведь Украина — ключевой транзитер российского газа его основным потребителям в Западной Европе. Неслучайно в информационное пространство в качестве актуальной повестки дня была вброшена идея создания международного газотранспортного консорциума (ГТК). Этот механизм должен был обеспечить стабильные поставки газа европейским потребителям, но украинские политики выступили против формирования наднациональных органов управления ГТК. Совершенно справедливо обращалось внимание на то, что консорциум, вероятно, станет дополнительным рычагом давления на Киев не только в контексте экспорта и транспортировки газа, но и внутренней политики.

Стремление «Газпрома» и Кремля установить контроль над украинской газотранспортной системой очевидно и понятно, если хотите — естественно. Не менее логично и желание украинского руководства не просто сохранить контроль над «трубой», а превратить ее в элемент общеконтинентальной энергетической системы.

Любопытно отметить, что появление идеи газотранспортного консорциума не заставило руководство России и Украины отказаться от услуг посредников при поставках газа в нашу страну. На протяжении нескольких лет в энергетических российско-украинских отношениях разные компании сменяли друг друга, но схема поставок оставалась непрозрачной. Впрочем, массив документов, подписанных представителями России и Украины и призванных регулировать вопросы поставки газа, зачастую выступает в качестве дымовой завесы над механизмами энергетического сотрудничества наших стран. Бытует мнение, что посредники зачастую выступали в роли «пятой колонны» в газовом противостоянии Киева и Москвы.

Необходимое отступление. В Москве своеобразно понимали и понимают смысл энергетического сотрудничества с Украиной. Там предпочли даже не имитировать равноправные отношения, а гнуть свою линию. Энергетическое давление осуществлялось поэтапно, но неотвратимо. Отсекались альтернативные пути поставок газа. Ситуация осложнялась ростом влияния России на поставки газа в Украину, политикой отсечения существующих альтернативных поставщиков (в первую очередь, Туркменистана). Получив контроль над магистральными газопроводами в Узбекистане и Казахстане, российский «Газпром» фактически замкнул на себя все альтернативные потоки газа в Украину.